– Вот он, монсеньор.

Отец дрожащей рукой протянул бумагу.

Взглянув на счет, молодой человек выказал недовольство:

– Это слишком дорого. Вы что, считаете меня идиотом? Думаете, я не знаю ваших жалких уловок? Это не брюшки, а мех со спинок, сшитый по половинкам, за который вы хотите заставить меня заплатить по полной.

У потрясенного отца дрогнули губы.

– Монсеньор, это брюшки самого лучшего качества…

Я знал, что мой отец особенно тщательно выбирал поставщиков и внимательно проверял поставленный товар. Он никогда не пытался надуть заказчика, чем порой грешили недобросовестные скорняки. Увы, скованный необходимостью выказывать почтение к юному хлыщу, он защищался плохо.

– Простите, что смею настаивать, монсеньор, но я рассчитываю, что ваша светлость проявит щедрость и соблаговолит рассчитаться со мной сегодня, так как…

– Сегодня!.. – воскликнул племянник герцога, делая вид, что призывает в свидетели массу народа.

Он зло и пристально смотрел на моего отца. Наблюдая за ним, я в тот момент понял, что он намеревается продолжить наглые обвинения, как вдруг его остановила какая-то мысль. Быть может, он опасался выговора дяди. Старый герцог не отличался любезностью, но расплачивался всегда щедро. Он стремился поощрять городских ремесленников и художников, чтобы упрочить репутацию мецената и человека со вкусом.

– Что же, будь по сему! – произнес молодой человек.

Подойдя к бюро, он выдвинул ящик. Достав несколько монет, он бросил их на стол перед отцом. Я тотчас сосчитал: там было пять турских ливров[3].

Отец подобрал монеты.

– Здесь пять ливров, – неуверенно проговорил он. – Не хватает…

– Не хватает?

– Ваша светлость, вы, должно быть, плохо прочли мой счет. Работа стоит… восемь.

– Восемь ливров – это если в изделии нет никаких изъянов.

– Где же здесь изъян? – воскликнул отец, искренне обеспокоенный тем, что мог проглядеть какой-нибудь дефект.

Молодой человек взял меховое покрывало и встряхнул его.

– Как? Разве вы не видите?