Темно, все тело болит. Вроде и не пили вчера, так почему я не помню, как оказалась дома? И дома ли я? Да где же здесь свет включается? Шарю рукой по стене, стены нет, есть воздух, а ниже трава и тело. Тело кряхтит, ворочается и ворчит.

— Карабас, глаза открой!

Открываю глаза, и щурюсь от яркого солнышка. Сидим со Светкой на огромной полянке, под нами травка густая изумрудная, вокруг цветочки разных размеров и окраски, красивые, пахнут вкусно, а дальше лес дремучий из деревьев, не поддающихся идентификации.

— Карабас, ты как? Ты жива? Все цело? Что молчишь? — Светка закидывает меня вопросами и осматривает руки-ноги на наличие переломов, ссадин и ушибов. — Повреждений нет, — Выдает она и, глядя на меня, замолкает.

— Я в шоке. Все болит, как после двух тренировок. Морозильник, а мы где?

— Где, где? Вероятно, там, куда я пожелала — где подальше. Подышали воздухом, блин‒блинский. — Усмехнулась подруга и тут же расплакалась.

— Морозильник, ну ладно тебе, не реви. Прорвемся. В первый раз что ли? — начала я ее утешать, очень, при этом сомневаясь в собственных словах.

— Кэт, вот так — в первый! В такой глубокой… норе мы еще не были. Мы непонятно где, непонятно как, без еды-воды и средств самозащиты. Я ведь даже телефон проверила — вне зоны действия сети. Представляешь, что сейчас твориться с Борисом и Максом — мы пошли к бару и не вернулись. А родители? Они же уже всю полицию на уши подняли, все морги обзвонили. Столько переживаний для них всех.

— Ну, на счет еды ты заблуждаешься, пара перекусов в моей сумке найдется. Вопрос только как далеко идти до людей, и какие они здесь, эти люди. Родителей и парней жалко, затаскают ведь по допросам. Но в данный момент мне нас жальче. Нам-то как быть? Светка, ты столько книжек прочитала про попаданство. Вот, чует мое сердце, или совсем не сердце, пора твои теоретические знания переводить в практический опыт. Что делают в первую очередь в твоей недолитературе?