— Зачем ты это сделал?

Рыжий засмеялся.

— Сам не знаю. Я что-то почуял. Знаешь, как бывает, когда тебе кажется, что сзади на тебя смотрят. По спине словно дрожь пробегает. Говорят, это значит, что кто-то прошел по тому месту, где тебя зароют, когда помрешь. На этот счет я ничего не скажу, но только я почуял, что на меня смотрят. Я подумал: если мальчишки спрятались поблизости, — они мигом объявятся, когда услышат, что мы тоже решили присоединиться к мятежникам.

Другой плюнул в водоем.

— Хочешь, так иди к этим болванам. Дело их — дрянь, и скоро им конец. Легионеры только играют с ними в прятки. А потом, как затрубят в трубы, сразу бросятся и затопчут их; сапоги-то у легионеров гвоздями подбиты. Нет, я за порядок и закон.

Оба были явно раздражены и говорили с оттенком озлобления.

— Да, да, так, чтобы тебе никто не мешал воровать?

— А ты помалкивай.

— Ну, я-то знаю, как ты взвешиваешь мешки с зерном. Ты в каждый мешок переложишь немножко, а купец тебе за это ладошку посеребрит; ведь правда, а?

— Врешь ты все, — закричал другой, весь багровея.

Бренн и Марон переглянулись, радуясь, что не попались на удочку. Что они могли бы сделать против двух дюжих парней с ножами за поясом?

Но те двое продолжали ссориться и больше не возвращались к случайно возникшему у них подозрению. Слушая их перебранку, мальчики поняли, что это два старых врага, которые по многим причинам завидуют друг другу. Спор разгорался, и теперь оба смотрели друг другу в лицо с яростью, часто и коротко дыша.

— Кто подвел меня под плети из-за того, что коза сломала ногу?

— Нечего чушь молоть! Я знаю, почему бесишься. Но я разве виноват, что Флавия тебе не улыбается?

Говоривший поднялся с ядовитой усмешкой.

— Ну, я пойду обратно.

Рыжий побагровел. Когда другой повернулся, чтобы идти, он выхватил из-за пояса нож и, громко выругавшись, всадил ему в спину. Тот глухо застонал и упал ничком. В то же мгновение Марон, не в силах сдержать возмущения при виде этого подлого удара, издал негромкий негодующий возглас.

Рыжий огляделся по сторонам, сам пораженный силою нахлынувшей на него ярости и не уверенный в том, что действительно слышал чей-то крик. Он отер пот с лица и, никого не видя вокруг, старался убедить себя, что слышал только эхо того крика, который вырвался у убитого.

— Я не хотел этого делать, — пробормотал он, не то про себя, не то призывая в свидетели рощицу. — Он сам меня вынудил. Он целыми неделями днем и ночью меня преследовал. Незачем ему было поворачиваться спиной.

Убийца снова огляделся, как затравленный зверь.