КЛАДБИЩЕ ДОМАШНИХ АВТО

Иван Кирсанович славно провёл воскресный денёк. Семьёй поехали на дачу, супруга Неонила Петровна занялась внуком Рустиком. Сам вскапывал уголок в саду. У соседей струился аппетитный дымок: делали шашлык из сёмги. И сразу за забором призывно замахали руки.

– Кирса-аныч! Петро-овна! К нам!

Закусывали водочку деликатесной рыбой, пели комсомольские песни. Сидели до ночи – и ещё бы сидели, да захныкал Рустик: признавал только свою постельку.

Иван Кирсаныч, кряхтя, втиснул живот за руль. Он и раньше был не худенький, а на пенсии вдруг как-то быстро и неопрятно располнел. Ходил, отирая пот, отдуваясь: «Уп-па», нечаянно потрескивая на ходу, смущался: «Виноват», «Извиняюсь», «Обеспокоил».

А что в нетрезвом состоянии за рулём… Во-первых, пол-литра – по прежним временам какой же это нетрезвый? Во-вторых, Кирсаныча на дороге знала каждая собака: начальник ГИБДД в отставке.

На пенсию ушёл по возрасту. Хорошо, достойно ушёл – что редко, почти невозможно для такой сволочной должности. Ивана Кирсаныча любили, проводили с почётом. Вручили тематическую картину местного художника под актуальным названием «Не вписались в поворот».

На большой, полтора на два с половиной метра, картине – придорожная деревенька на склоне оврага, живописно крутой изгиб трассы. Фуру здорово повело в овражек, но устояла. Тянет за собой запрокинувшийся двадцатитонный контейнер, колесо задрано в воздухе. Два заспанных детины-дальнобойщика стоят, широченно расставив ноги-столбы, крепко чешут в репах. Даже в могутных спинушках читается недоумение: «И как-де энто нас угораздило?»

Из низеньких воротец, опираясь на батожок, снизу вверх выглядывает на происходящее древняя согбенная, как её избёнка, старушка. Избёнка вросла рядом с дорогой в землю и кажется игрушечной рядом с колесом. Ещё метр – мокрого места бы не осталось.

Художник тщательно, профессионально выписал детали. За кривым забором угадывается кое-какой стариковский огород. Помятые гряды с картофельной ботвой, накренившиеся капустные кочаны – как живые.

Иван Кирсаныч любил картину «Не вписались в поворот», повесил в зале напротив домашнего кинотеатра. Гости тоже интересовались. Заложив руки за спину, по-петушиному скашивая головы туда-сюда, подолгу уважительно рассматривали, сильная вещь, говорили.

Домчались до города на одном дыхании. Только в одном месте сложный поворот, немало народу бьётся – для аса, как Иван Кирсаныч, раз плюнуть.

У подъезда стояло такси. Сосед сверху, таксист Серёжка спал мёртвым сном, с детски открытым пухлым ртом. Даже дверцу не захлопнул, ногу в кроссовке не подтянул из дверного проёма. Где остановился, там в ту же минуту вырубился. Рация хрипела, диспетчер устало взывал: «Седьмой, ты где, седьмой?»

Иван Кирсаныч неодобрительно покачал головой. Юркие городские такси для него, ещё в бытность начальником ГИББД, были как ёршик в заднице. Всю статистику назад тянули: что ни ДТП – то с участием такси. Шоферюги, с кроличьими от недосыпа глазами, гоняли по городу и району на скорости под двести. Время – деньги.

Иван Кирсаныч осторожно вдвинул Серёжкину ногу, прикрыл дверцу.

Неонила Петровна укладывала Рустика. А Иван Кирсаныч пожалел, что выпил лишку: диафрагма поджимала, набухшая печёнка упёрлась в ребро. Пробовал почитать на сон: попался растрёпанный Эдгар По, «Король Чума» – не помогло. Обычно в таких случаях он поддевал под старый, не сходящийся на животе китель вязаный набрюшник. Заложив коротенькие толстые ручки за спину, хозяйски прохаживался по улице.

Иногда добредал до «скворечника» – дежурного поста ГИББД. Забалтывался с ребятами, просиживал до третьих петухов. Петровна потом давала втык.