Он не стал поминать вещи, знать о которых собеседнице было ещё слишком рано. Государственные протоколы большинства стран не приемли магов — правителей, плюс ещё несколько хитрых законопроектов почти полностью ограждали власть от присутствия чародеев. Но мечтать то не вредно!

Так они и проболтали до самого вечера, делая короткие остановки для завтрака, ланча, обеда, полдника, ужина и ещё пары десятков перекусов. К вечеру Лесса успела вымести все продукты и теперь дорожный мешок Барры напоминал сдувшийся шар, вроде тех, которые они, будучи подростками, наполняли дымом из костра и запускали в небо.

— Есть хочется, — сообщила девчушка, когда они устраивались на ночлег в полуразрушенной избушке с чудом уцелевшей крышей. Зато здесь имелся деревянный топчан, где они и устроились, — там ничего не осталось?

— Могу дать пожевать мешок, — сухо заметил старый чародей, — ну, или сожри меня, прорва ушастая!

— Я маленькая, — Лесса прижалась к нему и поплямкала, — расту, а значит надо много кушать. Эй, дед.

— У? — Барра уже начал задрёмывать, да и сил поправлять наглое создание не оставалось. Дед, значит — дед.

— А ты кто сейчас в академии? Самый-самый главный?

— Я в отставке, — сонно пробормотал он, — вот уже двадцать лет.

— И тебя послали в такую даль? — зелёный глаз приоткрылся, уставившись на него, — старого больного деда в отставке? Рехнулись чтоль? Помоложе никого не было?

— Н-н, — он укусил себя за язык, — сам вызвался. Решил вспомнить прежние деньки. Стариной тряхнуть, так сказать.

— Собой чтоль? — она захихикала и закрыла глаза, — стариной тряхнуть, хи-хи!

Проклятая малышня напрочь сбила весь сон. Слушая тихое сопение соседки, Барра лежал на топчане и смотрел через провал в крыше на ночное небо. Среди золотых гвоздей, вбитых в бархат тёмно-фиолетового окраса, лениво тянулась паутина облаков, ловящих недоступный людям луч спрятавшегося светила. В это время года, по небу могли лететь огнехвосты, но явно не после дождя. Да и вообще, как и большинство другой живности, промышлявшей ранее вокруг Академии, они ушли далеко на юг.

Старость — не радость. Даже для элементарного сонного заклинания пришлось сосредоточиться и хорошо напрячься. Но лежать в ночи, думая невесёлую думу, казалось просто невыносимым. Едва дождавшись последнего витка, сон тотчас набросился на старика и утащил прочь.

Наутро от вчерашнего дождя не осталось и следа. Пока Лесса спала, смешно плямкая потрескавшимися губами, Барра сходил в рощу, по соседству с полуразрушенной сторожкой лесника и по старой памяти отыскал яблони, потомки тех, которые они оббирали с друзьями. Уцелела и одна из его старых знакомых, теперь — покосившаяся, почти без листьев и с одним-единственным плодом. Он осторожно принял предложенный дар, сам не зная, почему, воспринимая, как некий знак.

Молодые деревца щедро отсыпали в мешок жёлтых яблок с приветливо красными боками. Не удержавшись, старый чародей от души впился в сочную кожицу и тут же замычал, схватившись за щёку: остатки зубов выразили решительный протест против подобного обращения.

«Манки — нет!» — злорадно подумал Барра и невзирая на боль, дохрустел яблоком.

Наглая пигалица, проснувшись, упорно не желала приводить себя в порядок, поэтому пришлось огреть её посохом, указывая направление к сердито булькающему ручью. Впрочем, там Лесса разошлась и фыркая, подобно поросёнку, едва не купалась в холодной прозрачной воде.

Попробовав плод со старой яблони, Девочка отметила его необычный вкус, а остальные сжевала без комментариев.

— Ну, далеко там до твоей Окотемии? — поинтересовалась она, выплёвывая семена от последнего яблока, — жуть, как не терпится посмотреть! Это ж надо, цельных пять храпусов! Что это, кстати?

— Уже недалеко, — почти спокойно сказал Барра и вздохнул, — пошли, окотемия.