Подбираю ведро и по стеночке дефилирую в подсобку. С утра работы немного, и мне, по сути, осталось только вынести мусор и навести порядок в кабинетах физики и химии. У физика «окно», зато у химички что-то практическое — а, значит, придётся опять мыть пробирки после девятиклассников. Пробирки ладно, вчера у них натрий по кабинету валялся, и мы с Катькой так и не поняли, рассеянность это или диверсия.
Вообще-то работаю я техничкой, по-простому, уборщицей, и трогать пробирки мне не положено. Вот только профессия лаборантки не пользуется популярностью, и нелёгкое бремя обслуживания физического и химического кабинета лежит на наших с Катькой хрупких плечах — за что господин директор уже полгода выписывает нам премию. На этой неделе я занимаюсь лабораториями, а Катька царит в туалетах, поэтому не известно, кому повезло больше.
До звонка минут пять, и я решаю выпить чаю в подсобке. Прохожу по коридору и сворачиваю направо. Во-он там — железная дверь, скрывающая вход в нашу каморку…. из которой доносятся чьи-то возмущённые вопли! Ну, и кто там орёт? Галина опять поругалась с Катькой? Чую, передохнуть не удастся.
Решаю разведать обстановку и подбираюсь поближе:
— …нельзя доверить!.. — доносится из-за двери.
— А я виновата, что у неё всего одна пара перчаток?
Интересно, что в нашей каморке забыла учительница по литературе? Такое нежное и возвышенное создание не может соприкасаться с пошлым бытом! Со мной, например, она не здоровается — видимо, я символизирую быт особенно активно.
А кто её собеседник?
— Не истери, подберём что-нибудь! — голос явно мужской, и интонации такие… знакомые. Да только и этому типу тут явно не место.
— Давай возьмём идиотский криминальный роман!
— Нет, Люда, здесь нужно…
Чего забыл наш физик в подсобке, и для чего ему сдались мои детективы, я так и не узнаю: над ухом звенит звонок. Увы! Сейчас коридор наполнится учениками, и подслушивать не удастся. Хватаю ведро и тихо, на цыпочках, прохожу метров двадцать, после чего разворачиваюсь и, уже не таясь, шагаю обратно, к каморке.
Тем временем двери ближайшего кабинета распахиваются и в коридор высыпаются гомонящие пятиклашки. В соседней аудитории шумит 8в, а 9б сидит тихо — похоже, ребята пишут контрольную. Четвёртая и пятая двери открываются одновременно, в коридоре становится людно, и тут наконец учительница литературы покидает подсобку в сопровождении физика.
Последний чуть старше меня, но выглядит, зараза, гораздо моложе (но это не его заслуга, а моя, кхм, недоработка). Зовут его Валентин Павлович, и я знаю его очень, очень давно.
Когда-то мы начинали в одном заштатном НИИ, но потом на меня повесили кражу, а он… благополучно продолжил карьеру. Но длилась она недолго — Советский Союз развалился, НИИ протянул пару лет и последовал его примеру, и след Валентина Павловича затерялся. Да я и не особо следила, куда он делся — из тюрьмы особо не проследить.
Ещё через пару лет я освободилась из мест не столь отдалённых и пошла устраиваться на работу. Наличие судимости ну никак не способствует карьерному росту, так что на жизнь я до сих пор зарабатываю уборкой.
Где-то полгода назад меня позвали работать в школу (была там какая-то сложная схема с участием Бориса Семёновича и моего предыдущего работодателя). Познакомившись с коллективом, я с удивлением обнаружила, что физиком в ней работает мой давний знакомый.
С годами он не стал приятней, и мы ожидаемо не пришли друг от друга в восторг. И если я от вида его противной физиономии страдала молча, то драгоценный физик распечатал какой-то закон и махал им часа полтора. А уж зубами ка-ак скрежетал… даром что не орал. Впрочем, он никогда не орёт, предпочитает шипеть/кряхтеть/пыхтеть, но голос при этом точно не повышает. У меня-то ладно, иммунитет, на зоне и не такие кадры встречались, но дети пугаются.
Вот только что этот тип забыл в нашей каморке? Да ещё и с Людмилой «Литературой», с которой, как мне казалось, у него нечто вроде «холодной войны».
Стараюсь не показать своего любопытства. Подхожу к железной двери и кожей ощущаю нервные взгляды парочки, которая как раз от неё отходит.