Я писала в металлический унитаз и наблюдала за Луизой – безмолвный бугор под кучей одеял. В странном зеркале отражение моих волос похоже на змей. Я сжимала в руке спутанные волосы и дреды. Они до сих пор пахли грязью, бетоном, пылью и чердаком, меня тошнило от этих запахов.
Как долго я здесь находилась? Я приходила в себя от чего-то. От какого-то места. Мрачного места.
Коридорные лампы напоминали оживленные длинные реки. Мимоходом я бросила беглый взгляд в комнаты. Блю единственная не спала, она держала книгу как можно выше к импульсному светильнику, чтобы видеть текст.
Никаких дверей, ламп, стекол, бритв, только мягкая еда, которую можно есть ложкой, и чуть теплый кофе. Чтобы невозможно было нанести себе повреждения.
Барабаня пальцами по столу, я ждала, что кто-нибудь наконец появится у стойки медсестер; я чувствовала досаду и раздражение. Позвонила в маленький звонок. Громкий противный звук раздался в тишине коридора.
Барберо появился из-за угла с набитым ртом, он жевал что-то хрустящее. Увидев меня, он нахмурился. У Барберо толстая шея – он бывший рестлер из Меномини. От него все еще исходил еле уловимый запах мази и пластыря. Барберо нравились только красивые девушки. Я знала это, потому что Джен С. очень красивая – длинные ноги, нос в веснушках, и ей он всегда улыбался. Она единственная, кому он вообще улыбался.
Он закинул ноги на стол и засунул в рот пару картофельных чипсов.
– Ты, – сердито проговорил он, и соленые крошки полетели изо рта на синюю медицинскую форму, – какого черта тебе понадобилось так поздно?
Я взяла блок стикеров и ручку со стойки и быстро написала. Показала ему. «КАК ДОЛГО Я УЖЕ ЗДЕСЬ НАХОЖУСЬ?»
Он посмотрел на стикер. Покачал головой:
– Не-а, спроси нормально.
Я написала: «НЕТ. СКАЖИ МНЕ».
– Ничем не могу помочь, Молчаливая Сью, – Барберо скомкал пакет из-под чипсов и выбросил в корзину для мусора. – Тебе придется открыть этот испорченный маленький ротик и заговорить, как большая девочка.
Барберо считал, что я его боюсь, но это не так. Был только один человек, которого я боялась, но он находился далеко, на противоположной стороне реки, и здесь он не мог меня достать.
Я думала, что здесь он меня не достанет в любом случае.
Еще один стикер. «БОЛВАН, ПРОСТО СКАЖИ МНЕ». И все же мои руки немного тряслись, когда я показала ему это.
Барберо засмеялся. Чипсы застряли у него между зубами.
Искры пронеслись у меня перед глазами, и музыка внутри включилась на полную громкость. Я отошла от поста медсестер, моя кожа онемела. Хотелось бы дышать так, как говорила Каспер, но я не могла, со мной это не работало: стоило мне разозлиться – и в голове включалась эта музыка. Кожа больше не немела, но сильно чесалась, а я тем временем блуждала, блуждала и искала глазами, наконец, нашла пост и пошла обратно. Барберо больше не смеялся. Он летел головой вперед, ругаясь:
– Вот дерьмо!
Пластиковый стул отлетел от стойки. Стакан и ручки с приклеенными искусственными цветами упали на пол и веером рассыпались по бесконечному бежевому ковролину. Он повсюду, бескрайний бежевый ковролин. Я пнула стойку, и мне стало больно, потому что на мне не было обуви, но это оказалось здорово – чувствовать боль, и я продолжила пинать. Барберо уже встал, но я снова схватила стул, а он выставил руки: