Тем временем я продолжал служить инженером и одновременно писать рассказы и фельетоны, много печатался где попало. И больше всего — и так уже лет десять — в главном и единственном советском сатирическом издании — журнале «Крокодил». Постоянно выполнял задания «Крокодила», ездил от него в командировки, когда это не мешало работе в институте, да часто брал отпуска за свой счет, чтоб съездить в командировку от «Крокодила», и редакция была мной, судя по всему, довольна: несколько раз она отмечала меня премиями за лучший фельетон или рассказ, давала все новые и новые задания. Конечно, я уже в «Крокодиле» был своим человеком, знал начальство и всех сотрудников, с некоторыми даже приятельствовал, присутствовал на разных празднованиях в редакции и пьянках по всяким поводам и т. д. Однажды мне донесли, что на одной из редколлегий, где обсуждался в числе прочих и мой фельетон в номер, кто-то из редакторов высказался в том смысле, что я у них первый на очереди для приглашения в штат… Попасть в штат главного — и единственного — сатирического издания страны было весьма престижно, а для меня, много лет занимавшегося этим жанром, конечно, пределом мечтаний.

Известие о фразе, сказанной на редколлегии, побудило меня зайти к тогдашнему парторгу «Крокодила», заведующему отделом, члену редколлегии и, по совместительству, моему приятелю Эдику П. с вопросом, могу ли я рассчитывать быть принятым на штатную работу в «Крокодил» в качестве специального корреспондента.

Парторг-приятель Эдик, с которым мы, одногодки, давно были на «ты», вдруг надел на себя партийную маску, нахмурился, оглянулся по сторонам, отвел меня в уголок и почему-то понизил голос:

— Старик, не обижайся, ты же должен понимать: у нас же, как и везде, процент! Кто ж нам позволит?

— Процент? Какой процент? — не врубился я.

Он опять пугливо огляделся и сказал еще тише:

— На евреев процент. Ты что, маленький? У нас и так перебор. Ты ж должен понимать.

— Но, Эдик, я же вроде как автор подхожу для «Крокодила», столько лет печатаюсь, вон премий сколько за фельетоны…

— Да при чем тут твои фельетоны и премии! Да, ты действительно у нас первый на очереди среди внештатников. Потерпи. Кто-нибудь с таким же пятым пунктом уйдёт или помрёт, освободится место, тогда приходи. ПРОЦЕНТ! Святое дело. Ну, ты же должен понимать ситуацию.

Абсурд в том, что я должен был этот абсурд еще и понимать. В самом деле, что это я? С ума сошел?! Действительно, как же можно такого брать в штат главного журнала страны? Тем более, что в «Крокодиле»-то, оказывается, и без меня перебор с этим моим неприличным пятым пунктом и с процентом. Вон ведь и сам парторг Эдик П. — из этих же неприличных, из перебора…

Так я и оказался по уши втянутым в ситуацию с не существовавшим в стране социализма антисемитизмом, но живучим и притом на весьма высоком уровне: «Крокодил»-то был — по официальному статусу — журналом издательства ЦК КПСС «Правда». Куда уж официальней…

…И тут, после всех этих процентов, переборов, псевдонимов и полного отчаяния попасть с моей прокаженной анкетой в какую-либо советскую редакцию мне вроде бы сквозь плотную завесу туч чуть-чуть проглянуло солнышко: позвонил друг и сообщил новость:

— Из редакции научно-технического журнала «Энергетическое строительство» (это же как раз по твоей специальности, а одновременно и какая-никакая журналистика), ушел один из редакторов, Эдельштейн, уехал в Израиль или в США, точно не знаю. Но знаю точно, что место его освободилось, звони скорей туда. Вот тебе телефон главного редактора, Зиновия Львовича, тоже, кстати, еврея. Думаю, поймёте друг друга. Удачи тебе!

Конечно, научно-технический журнал это не журнал ЦК КПСС «Крокодил», не «ЛитРоссия» и даже не абсолютно русская газета Московского горкома партии «Вечёрка», но в качестве мостика от инженерии к журналистике, пожалуй, подходит. И я, попытка — не пытка, набрал номер главного редактора.

Зиновий Львович как человек деловой, не стал долго рассусоливать, назначил мне встречу в редакции на следующий же день. Назавтра я вошел в его кабинет. Редактор, лет под пятьдесят, оказался плотным, ниже среднего роста, но явно накаченным человеком, с шишковатой лысой головой, огромным красным носом, нависавшим над вытянутой вперед нижней губой и красными же глазами навыкате. Мельком взглянув на мою анкету, криво улыбнулся, явно не ожидая увидеть в ней ничего для себя сверх-неожиданного, и пропел как бы сам себе:

— Ну ясно, исшо один на мою бедную жопу, ха-ха-ха! Да исшо и беспартийный, твою мать…

Я понял, что и тут облом, поднялся, чтобы уйти. Но он остановил меня жестом и, матюкнувшись, сказал:

— Ну, таки шо… Инженер-гидротехник и исшо журналист — это неплохо. Хотя и еврэй… У меня ж тут синагога, ха-ха-ха, полредакции, бл…, такие же уроды, как вы и я… Ладно, ни х… не поделаешь. Буду пробивать. Звоните через недельку.

Спустя недельку звоню ему, и он мне:

— Пробил! Будем работать, давайте приходите.