— Да сразу после Рождества. Перед праздниками разговор у него с Машкой был крупный. Она мне рассказывала. Условие, говорит, поставила — или он ей к Новому году ротонду на соболином меху, или — поминай как звали. «Я, говорит, ему пригрозила одним полковником, который звал меня к себе в имение экономкой на сто рублей в месяц на всем готовом». После этого разговора Флега-то ее и переменился. И ротонду справил, и тряпок понадарил, и на тройках стал катать. Ко мне, кстати, тоже один статский генерал захаживает…

— Эх, Фрося, не соблазняйся ты генералом, обманет он тебя. А ротонду и я тебе справлю.

— Когда, к лету?

— Можно и пораньше. Ты мне скажи, а каков он из себя, Машкин обожатель?

— А тебе зачем?

— Надоть, раз спрашиваю.

— Тебе надоть, а мне не надоть. — Ефросинья обиженно отвернулась к стене.

— Ну ладно, ладно, милка моя, не обижайся. Хошь, я угадаю, как он выглядит?

— Это как же ты угадаешь, коли ты его ни разу не видал?

— А вот так. Роста он повыше меня, на вершок. Белобрысый, бороду бреет, глаза голубые, сам тощий и чухонскую шапку носит?

Ефросинья аж подскочила на кровати.

— Это ж как у тебя получилось?

— Это секрет, Ефросинья. Ты мне лучше скажи, где живет твоя подруга?

Налетчик оказался сыном титулярного советника Флегонтом Савельевым Извековым. Не будучи по природе своей преступником, Извеков уже давно мучился совестью, поэтому каяться в своих грехах начал сразу, и даже, как показалось сыщикам, — с радостью.

— Я любил ее безумно. А она только требовала, требовала и требовала. Я служил на разных местах, но разве могло хватить моих грошей на ее прихоти? Я стал вынашивать планы достать денег преступным путем, и когда она пообещала уйти от меня, я решился. У меня был револьвер, доставшийся в наследство от батюшки. Во «Всей Москве» я выбирал адреса тех лиц, чей чин побольше, ну и наведывался к ним в присутственные часы, когда дома обычно одни женщины. Мое телосложение не позволило бы мне справиться с мужчиной, а стрелять я ни в коем случае не хотел. Из газет мне было хорошо известно, что воры чаще всего попадаются на сбыте краденого, поэтому я брал только деньги. Брал и тратил, тратил, тратил… Себе ничего не оставлял. Купил только фрак, без него в хороший ресторан могли не пустить, а остальное уходило на Машеньку. А она… Вы знаете, в последнее время я чувствовал себя стариком из сказки про золотую рыбку. Чем больше я приносил, тем больше она требовала. И вот я у разбитого корыта.

Несмотря на похвалу начальства, светившие наградные (один Тепельбаум за поимку преступника обещал 500 рублей), обычной радости успешно выследившего дичь охотника Тараканов не испытывал. Во-первых, ему стало жалко Извекова, во- вторых, при задержании он проявил себя рохлей, ну а в-третьих, и в-главных, — шишка, проклятая шишка на самом видном месте! И надо же было получить ее именно сегодня!