После того как юэчжи отказались совершить запланированный отвлекающий удар, император У-ди начал войну с хунну в одиночестве. Те как раз только что, по своему обыкновению, совершили грабительский набег в направлении современного Пекина (128 г. до н. э.). Китайский полководец Вэй Цин, выступив из района Датуна, на севере Шаньси, пересек Гоби до Лона на Онгкине и обратил их в бегство. В 127 г. до н. э. Китай основал военное поселение в Чжофане на реке Хуанхэ, между Ордосом и Алашанем, чтобы прикрыть большой изгиб реки. В 124 г. до н. э. вторглись в Чжофан, Вэй Цин их оттуда выбил. В 121 г. до н. э. племянник Вэн Цина, юный герой Хо Цюйбин, поставленный во главе десятитысячной конной армии, изгнал хунну из области Ганьсу, в районе современных городов Ляньчжоу, Ганьчжоу и Гоачжоу, прежде занимаемой юэчжи и уйсунями. Две второстепенных хуннских орды, владевшие этой территорией, – орда Хуэн-си вокруг Ганьчжоу и орда Сяу-чу вокруг Ляньчжоу – оставили службу шаньюю и перешли на сторону империи, которая поселила их как федератов к северу от Наншаня. В 120 г. до н. э. была начата компактная китайская колонизация Ордоса. В 119 г. до н. э. Вэн Цин и Хо Цюйбин выступили, первый из района Куку-хото на севере Шаньси, а второй из Чжан-ку, близ современного Суаньхуа, северо-западнее Пекина, пересекли Гоби и достигли современной Внешней Монголии, центра империи хунну. Вэй Цин, как полагает Альберт Германн, дошел до нижнего течения Онгкина, застал врасплох шаньюя Ичжисе и обратил его в бегство во время сильной бури с юга, когда ветер швырял песок в лицо хунну. Он перебил и взял в плен 19 000 варваров. Хо Цюйбин, совершив еще более дерзкий поход, проник во Внешнюю Монголию на глубину 1000 километров, достигнув границ Верхней Тулы и Верхнего Орхона. Он взял в плен более восьмидесяти хуннских вождей и совершил торжественное жертвоприношение в горах страны хуннов. Вскоре после возвращения Хо Цюйбин умер (117 г. до н. э.). На могиле этого великого конника в Хьен-яне (Шэньси) на круглом возвышении установили внушительную скульптуру, изображающую коня, попирающего варвара.
Отбросив хунну в Верхнюю Монголию, император У-ди между 127 и 111 гг. до н. э. сознал в Ганьсу целую систему укрепленных пунктов и военных префектур, призванных предотвратить их возвращение: в Ву-вее (близ Ляньчжоу), Чжан-е (возле Ганьчжоу), Цзэу-цюйан (возле Сучжоу) и Дуньхуане, которые пересекали бывшую страну юэчжи от Ляньчжоу до прохода Ю-мен-гуань и контролировали Шелковый путь. В 108 г. до н. э. китайский полководец Чжао-Пону продвинулся еще дальше на северо-запад, до царств Лоулань на Лобноре и Цзюй-шэ (современный Турфан). Царя Лоуланя он взял в плен, а царя Цзюй-шэ победил. В течение следующих нескольких лет Китай установил торговые связи с Ферганой (по-китайски Та-юань), страной, очевидно, населенной восточными иранцами, или саками, поставлявшими ему лошадей прекрасной трансоксианской породы. Около 105 г. до н. э. ферганцы, уставшие от этих реквизиций лошадей, убили китайского посла. В 102 г. до н. э. китайский полководец Ли Гуанли совершил невероятный по дерзости поход и привел свою армию численностью более 60 000 человек из Дуньхуана в Фергану. К моменту прихода в эту страну у него осталось не более тридцати тысяч человек. Он осадил столицу страны – возможно, город Усрушну, нынешний Ура-Тюбе[34] – отведя от нее воду, и ушел только после того, как получил в качестве дани более трех тысяч лошадей[35].
Однако на севере хунну не были окончательно побеждены, и У-ди, в конце своего царствования, получил свое варово поражение[36] (хотя и намного менее сокрушительное). Молодой китайский командир по имени Ли Лин предложил возглавить поход в Верхнюю Монголию. Взяв с собой 5000 пехотинцев, он выступил из Китая через Цзюянь в северном течении Этцигола; тридцать дней он шел прямо на север, в направлении Онгкина. Дойдя до горы Сюнь-цзы – очевидно, поблизости от современной горы Тюпчи, – увидел, что окружен 80 000 хунну, чьи конные лучники начали тревожить его малочисленное войско. Тогда он начал отступать к китайской границе, постоянно преследуемый конницей кочевников. «За один день китайская армия выпустила 500 000 стрел и истощила все свои запасы. Она бросила подводы и пошла пешком. Еще оставалось больше 3000 человек. Простые солдаты вооружились дышлами от подвод и размахивали ими. У командиров были лишь кинжалы длиной в один фут». Отступающая колонна не дошла до китайской границы полусотни километров, когда произошла драма. «Они подошли к ущелью. Шанью перекрыл выходы из него и, поднявшись на вершину горы, приказал скатывать вниз каменные глыбы. Командиры и солдаты погибли в большом количестве. Двигаться дальше было невозможно». Наступила ночь. Воспользовавшись наступившей темнотой, Ли Лин попытался ворваться в ряды хунну, чтобы убить шаньюя. Это ему не удалось. Началась паника. Всего четыреста китайцев сумели прорваться и добраться до границы с Китаем. Все остальные попали в плен, включая и самого Ли Лина. Получив эти известия, император У-ди пришел в ярость, а историк Сыма Цянь, попытавшийся защитить репутацию отважного Ли Лина, был сурово наказан. Разгром Ли Лина заставил Китай на некоторое время отказаться тактики «ответных рейдов» во Внешнюю Монголию. Однако это моральное поражение (поскольку речь, в сущности, шла о незначительном отряде) не создало угрозы укрепленной границе Ганьсу[37].
Следует отметить, что мы располагаем относящимися к этой эпохе хуннскими предметами, происходящими из Забайкалья. По этому поводу мы уже упоминали недавние находки, сделанные в захоронениях Дерестуйска, возле Троицкосавска, сибирские бронзовые бляхи которых датируются по китайским монетам, чеканившимся с 118 г. до н. э., и в читинских могильниках, также датируемых, по мнению Мерхарта, II–I вв. до н. э. Забайкалье составляло тыловые области страны хунну, откуда по осени их орды атаковали излучину Ордоса, отбирая у тамошних жителей их припасы.
В течение следующего периода хунну и Китай, не совершая прямых нападений на Великую стену или Монголию, боролись за обладание северными оазисами Тарима, то есть контроль над Шелковым путем. В 77 г. до н. э. царь Лоуланя в Лобноре восстал, в сговоре с хунну, против китайского сюзеренитета, был обезглавлен, а в Исуне была устроена китайская колония. При ханьском императоре Сюань-ди (73–49 до н. э.) китайская экспансия в бассейне Тарима получила решающий импульс. «Хани, – заявил монарх, – имеют собственный кодекс – кодекс завоевателей!» В 71 г. до н. э. китайский военачальник Чан Хуэй выступил помочь против хунну уйсуням долины реки Или. В 67 г. до н. э. царство Турфан (Цзюй-шэ), вассал хунну, было ликвидировано китайским полководцем Чжен Ки. В 65 г. до н. э. другой китайский полководец – Фон Фон-шэ – сверг царя Яркенда и привел оазис к покорности. Правда, на следующий год китайский гарнизон был выведен из Турфанского царства, которое сразу же вновь попало в вассальную зависимость от хунну, но в 60 г. до н. э. Чжен Ки снова его оккупировал. Организовав крупный военный лагерь Цюй-ли, на юге Карашара, Чжен Ки в качестве протектора Тарима обосновался в Ву-лэй, месте между Карашаром и Кучой, откуда контролировал весь регион.
Так Китай отнял у хунну контроль над Шелковым путем. Если те реагировали столь слабо, то потому, что начиная с 60 г. до н. э. были ослаблены целой серией гражданских войн. Два претендента, Хуханье и Чжэ-Чжэ, оспаривали титул шаньюя. В 51 г. до н. э. Хуханье лично прибыл к чанъаньскому двору просить помощи у императора Сюань-ди и принести присягу на верность. С 49 г. до н. э., благодаря покровительству Китая, он стал брать верх над своим соперником и в 43 г. до н. э. обосновался победителем в родовых кочевьях Орхона. В 33 г. до н. э. этот одомашненный хунну вернулся ко двору Сына Неба в Чанъани и получил наивысшую награду, о которой мечтали все варвары: руку китайской принцессы.
Что касается проигравшего, Чжэ-Чжэ покинул старую Монголию, ставшую клиентом Китая, и отправился на запад искать удачи на территории нынешнего Русского Туркестана (44 г. до н. э.). По дороге он победил илийских уйсуней, подчинил себе и собрал вместе обитавших в степях Приаралья илийских ху-цзэ, даже напал на жителей Согдианы (Кан-цзю), имевших неосторожность прийти к нему на помощь, и обосновался в степях между Чу и Таласа. Это был зародыш великой империи западных хунну. Но китайцы не оставили ему времени укрепить ее. В 36 г. до н. э. полководец Чэн Тан, совершив поразительный по дерзости рейд, дошел до Чу, застал Чжэ-Чжэ врасплох и обезглавил его (36–35 до н. э.). После этой неожиданной драмы мы теряем из виду хуннские элементы, последовавшие за Чжэ-Чжэ в его походе к Аралу. Эти западные хунну не оставили в истории следа, поскольку не контактировали ни с одним большим цивилизованным народом, который мог бы сохранить для нас сведения о них, как Китай о восточных хунну. Лишь в конце IV в. н. э., примерно в 370–375 гг., когда их потомки перейдут через Волгу и Дон, чтобы вторгнуться в Европу, мы снова встретим хунну Баламира и Аттилы в нашей классической истории.
Борьба Китая с хунну в эпоху династии Поздняя Хань. Раскол среди южных хунну
Исход западных хунну и устранение восточных от таримских дел обеспечили Китайской империи гегемонию в Центральной Азии. Это положение едва не разрушили гражданские войны, сопровождавшие в Китае падение династии Ранняя Хань (8–25 н. э.). Хуннские шаньюи воспользовались ими, чтобы отобрать у китайцев протекторат над Турфаном (10 г. н. э.) и возобновить набеги на границе. В могиле одного из вождей хунну этого времени экспедиция Козлова[38] в Ноин-Уле возле Урги обнаружила предметы, дающие нам представление о хуннской культуре: ткани со стилизованными анималистскими мотивами, характерными для искусства сибирско-сарматских степей и Алтая, а также заимствования, сделанные одновременно у Китая и греко-римского Крыма (китайский лак, датированный 2 г. н. э., и греческая ткань из Босфора Киммерийского).
Когда на китайский престол вступила (25 г. н. э.) Вторая династия Хань, называемая Поздняя Хань, встал вопрос о восстановлении китайского протектората над Таримом. Большим везением для китайцев стало то, что именно в это время между хунну начались раздоры. Восемь южных хуннских орд под предводительством своего вождя Би в 48 г. подняли мятеж против шаньюя Пуну и подчинились Китаю. Китайский император Гуан У-ди расселил их как федератов во Внутренней Монголии, на южной окраине Гоби, по линии укрепленных границ Ганьсу и Шаньси. Так было основано царство южных хунну, которые, пока Китай оставался сильным, были верны империи, дожидаясь возможности стать ее разрушителями, когда она придет в упадок (IV в.). Стуация, полностью аналогичная той, что сложилась у германских племен – федератов Рима – вдоль римского лимеса[39].
На то время единственными врагами Китая оставались северные хунну, жившие в древнем хуннском царстве на Орхоне, во Внешней Монголии. Чтобы взять их в клещи, китайский губернатор области Ляотун Ци Юн около 49 г. поднял против них две соседние орды: ухуаней с бассейна верхнего течения Ляохэ в Маньчжурии, и сяньбийцев, очевидно монгольского происхождения, которые кочевали севернее, возле Большого Хингана и реки Нонни. Ослабленные расколом с южными хунну и фланговым ударом сяньбийцев и ухуаней, северные хунну перестали представлять опасность.
Шелковый путь
Китай воспользовался этим, чтобы восстановить свой протекторат над таримскими оазисами, которые, как нам известно, образовывали два полукруга, с севера и с юга от Тарима. На севере это были Турфан (в то время известный китайцам под названием Цзюй-шэ), Карашар (китайское название – Йен-цзи), Куча (Цэу-цзы), Аксу (Гу-мо), Уч-Турфан (Вэнь-су) и Кашгар (Шу-лэ); на юге: Лоулань около Лобнора, Хотан (Ю-тянь) и Яркенд (Со-цзюй). Тот факт, что еще в VII в. н. э. в Карашаре, Куче и, очевидно, в Кашгаре говорили на индоевропейских диалектах, позволяет предположить, что жители Таримских оазисов принадлежали, по крайней мере частично, к индоевропейской семье. Кучанский язык, каким он предстает перед нами в VII в., представляет родство одновременно с индо-иранскими, хеттскими, армянским и славянскими языками. Если, как учит германская школа Зига и Зиглинга, нельзя уверенно дать название «тохарский» кучанскому и карашарскому диалектам, их индоевропейское происхождение бесспорно. Так же как нет оснований выдумывать некое индоевропейское вторжение в Тарим в начале нашего Средневековья. Кажется логичным принять гипотезу о древнем заселении этих мест индоевропейцами, очевидно протекавшем синхронно с распространением скифо-сарматов по Западной Сибири вплоть до Енисея и распространением саков по обоим склонам Тянь-Шаня, между Ферганой и Кашгаром. Одновременно с лингвистическими доказательствами, каковыми являются распространение восточно-иранского языка в Западной Кашгарии и кучанского на севере, этнографы приводят свидетельства китайских историков о голубых глазах и рыжих волосах илийских уйсуней на северо-западе Кучи.
Эти маленькие таримские царства имели огромное экономическое значение, потому что через их оазисы проходил великий караванный путь между Китаем и греческим и индо-иранским миром – Великий шелковый путь. Существование этого пути нам подтверждает географ Птолемей. По свидетельству Птолемея, цитирующего своего предшественника Марина Тирского, некий «македонский» купец по имени Маэс Титианос в I в. н. э., то есть в эпоху, до которой мы дошли, приказал своим торговым агентам разведать его маршрут и основные вехи. Шелковый путь, начинаясь в Антиохии, столице Римской Сирии, шел через Евфрат в Иераполь (Манбидж), входил в Парфянскую империю, у парфян шел через Экбатану (Хамадан), Рагу или Рей, недалеко от нынешнего Тегерана, Гекатомпил (Шахруд?), Мерв и вступал в Бактрию (Балх), город, который в то время принадлежал индо-скифам, то есть, по всей видимости, юэчжи китайских источников и тухарам индийских. Оттуда Шелковый путь следовал в Памир. В памирской долине у подножия «гор Комедаи», говорит нам Птолемей, находилась каменная башня (lithinos pyrgos), возле которой и проходил обмен товарами между левантийскими и «серскими»[40] караванщиками. Альберт Германн располагает этот пункт в долине памирской реки Кызылсу, между протянувшимися вдоль хребтами Алая и Трансалая, через которые можно пройти из бассейна Верхнего Окса в Кашгарскую долину. Хаккин, побывавший в этих местах, полагает, что каменную башню следует искать, как то предлагалось ранее, в окрестностях современного Ташкургана, между Ваханом (Малый Памир) и истоками Яркенд-дарьи, к северу от перевала Минтеке.
В Кашгаре Шелковый путь разделялся. Северная дорога тянулась к Куче, городу, являвшемуся, по мнению Альберта Германна, Исседоном Скифским александрийских географов, далее к Карашару (предположительно их же Дамна), к Лоулани на Лобноре, возможно, их Исседон Серика, и к воротам Ю-мен-гуань (западнее Дуньхуана), видимо называвшимся Даксата. Что же касается южной дороги, мы уже указывали ее путь от Кашгара через Яркенд, Хотан, Нийю, Миран (последний город находился в царстве Лоулань на Лобноре). Две дороги соединялись в Дуньхуане, предположительно Троане греко-римских географов. Далее Шелковый путь проходил уже по китайской территории через Цзэу-цюйан (Дрозаке греческих географов?) и Чжан-е (Тогара?) и, наконец, достигал Чанъаня или Сианьфу, в котором обычно видят «Сера Метрополис»[41] Птолемея, и Лояна, вероятно, Сарага или Финае тех же источников.
Завоевание Таримского бассейна Бань-Чао
Вне зависимости от правильности соотнесения греческих и китайских названий точно одно: со времени открытия этого трансконтинентального Шелкового пути между Римской и Парфянской империями, с одной стороны, и империей Хань – с другой, мелкие индоевропейские царства, существовавшие в северных или южных оазисах Таримского бассейна, приобрели большую важность для торговли. Поэтому хунну и китайцы стали оспаривать друг у друга контроль над ними, первые следили за Таримом с высот Алтая, на севере, вторые удерживали перевалы Дуньхуана на востоке.
Завоевание – или отвоевание – Таримского бассейна было для династии Поздняя Хань постоянной задачей, последовательно решавшейся в царствования императоров Мин-ди (58–75), Чжан-ди (76–88), Хэ-ди (89–105). Но заслуга в ее решении принадлежит нескольким крупным военачальникам. В 73 г. н. э. китайские полководцы Гэн Бин, «командир быстрых лошадей», и Доу Гу возглавили поход, бывший разведкой боем, против северных хунну, которые бежали от наступавших войск империи Хань.
Когда в их дела не вмешивались хунну и китайцы, мелкие индоевропейские царства Тарима воевали между собой. Один из яркендских царей, известный китайцам под именем Сянь (33–61), на какой-то момент стал самым влиятельным монархом региона, подчинив себе Кучу (46), Фергану и Хотан, но он не смог подавить всеобщий мятеж. Куча перешла под протекторат хунну, а царь Хотана убил Сьена (61). Главенство перешло на юге Тарима к Хотану, царь которого, называемый китайцами Гуан-Дэ, в 73 г. завладел Яркендом, а на севере к царю Кучи, именуемому китайцами Цзянь, который при поддержке хунну, своих покровителей, в 73 г. захватил Кашгар. Тем временем Бань Чао, которому император Мин-ди приказал уладить ситуацию в регионе, прибыл в Кашгарию. Сначала он отправился в Хотан. Царь Хотана Гуан-тэ[42], возгордившись от своих недавних успехов, а также следуя советам эмиссарам хунну, повел себя с ним дерзко. Внезапно Бань Чао собственноручно отрубил голову колдуну, бывшему главным советником царя. Перепугавшись, тот снова признал себя вассалом Китая и, дабы доказать свою искренность, перебил хуннских посланников. Затем Бань Чао пошел на Кашгар. Как мы уже знаем, кучанский царь Цзянь, союзник хунну, подчинил Кашгар и посадил на трон этого города своего ставленника, впрочем кучанского происхождения. Бань Чао, действуя решительно и даже дерзко (у него было совсем мало людей), захватил навязанного чужаками правителя, низложил с трона и восстановил древнюю кашгарскую династию в лице царя, чье имя известно в китайской транскрипции как Чжун (74).
В 75 г., незадолго до смерти императора Мин-ди, в Тариме произошел всеобщий мятеж против китайского протектората, разумеется опиравшийся на поддержку хунну. Царь Карашара убил китайского резидента, «главного протектора» Чэнь Му. Жители Кучи и Аксу осадили Бань Чао в Кашгаре. Более года китайский герой отражал атаки врагов. Тем временем хунну вторглись в царство Младшее Цзюй-шэ (Гучэн), где убили китайского вассала – царя Ан-тэ и осадили в одной из тамошних крепостей китайского военачальника Гэн Куна. Как и его соперник Бань Чао, Гэн Кун оказал героическое сопротивление. Без продовольствия, с оставшейся у него горсткой людей, питаясь вареной кожей и сбруей, он держался до конца. Однако правительство нового императора Чжан-ди приказало Бань Чао и Гэн Куну вывести войска из Тарима. Китайский двор был напуган всеми этими нескончаемыми мятежами и жертвами, которых требовало сохранение протектората над Центральной Азией. Но Бань Чао понял, что отступление отдавало эти земли хунну. Едва достигнув Хотана, стоявшего на дороге, по которой от отступал, он передумал и, вопреки полученному приказу, вернулся в Кашгар. В его краткое отсутствие город, естественно, попал под власть кучанцев, то есть прохуннской группировки. Он обезглавил вожаков кучанской партии и снова обосновался в Кашгаре, решив никогда оттуда не уходить. Более того: в 78 г., со вспомогательными отрядами, сформированными в Кашгаре и Хотане, а также набранными на землях вплоть до Согдианы, он овладел Аксу и Уч-Турфаном «и отрубил 700 голов». В это же время китайские войска из Ганьсу отвоевали у хунну царство Цзюй-шэ, то есть Турфан. «Они отрубили 3800 голов и завладели 37 000 головами скота. Северные варвары в ужасе убежали»[43]. При таких противниках, как Бань Чао и Гэн Кун, хунну быстро признали власть своих хозяев.
akniga