— Он на территории пятого опорного проживал вместе с родителями. У Ярыгина. У него и на учете стоял. Еще до судимости. Ну и после судимости само собой! Пока из города не выехал, — майор Закржевский задумался.

— Только к родителям он больше не пойдет! — уверенно высказался старший участковый, — Его как раз у родителей дней пять назад наши районные опера и задержали. Очень уж тогда его мамаша убивалась и оперов грозилась уволить! — довольно хмыкнул майор. — Отец-то у него в обществе «Знания» работает.

— А куда он тогда пойдет здесь поблизости? — нетерпеливо поинтересовался я, буквально всем своим естеством ощущая, как уходят отпущенные мне два с половиной часа.

— Не просто так Судак просился к «Бронепоезду» и даже в сознанку перед этим пошел! Есть у него где-то здесь нора! Или связь, у которой он укрыться может, — как мог, подгонял я мыслительный процесс в голове неторопливого майора.

— Может, и есть, — не стал оспаривать мое предположение Пётр Брониславович, снова задумавшись надолго.

Я уже опять собрался поторопить тормоза-майора, но он очнулся самостоятельно.

— Полагаю, что у Бельской он прячется! — Закржевский вопросительно посмотрел на меня, как бы ожидая моего подтверждения своей гипотезе.

А я недоуменно посмотрел на Ярославцева, посчитав, что у саратовских ментов могут быть какие-то только им присущие закидоны.

— Точно, у Элеоноры он, паскудник, схоронился! — уже уверенно кивнул мне старший участковый, когда, не найдя у опера ни сочувствия, ни понимания, я снова обернулся к нему. — Она и живет через полквартала от Судаковых.

— Так-то она ему вроде бы тёткой приходится, — пустился в объяснения Закржевский, — Но тёткой не родной, по мужу покойнику она ему тетка. Мужик у нее в Ленинском райисполкоме начальником торгового отдела был, но года три, как уже умер. Элеонора сильно моложе его была. Теперь она одна живет. У неё Судак схоронился, точно! Только этаж у нее второй и дверь она нипочем не откроет! Наглая баба.

— Шефу звонить надо! — опять взялся за своё Ярославцев, — Он организует людей, чтобы оцепление поставить. По-другому никак, по-другому он опять уйдёт! А часа через четыре смеркаться начнет. Ну не через четыре, так через пять! — добавил он в ответ на мой укоризненный взгляд. — И вообще, дом там блатной, двери ломать тебе никто не позволит. Шефу звонить надо!

— Погоди, старлей! — оборвал я его стенания, — А скажи мне, Пётр Брониславович, у лектора общества «Знания» Судакова домашний телефон есть?

— Есть! — утвердительно кивнул майор, — Я три года назад на пятом опорном работал, поэтому знаю, что есть. Да и как у лектора такого общества не может быть телефона? — удивился он.

— И у Бельской, наверное, тоже есть в квартире телефон, если её муж в исполкоме работал? — уже зная, каким способом буду задерживать Судака, не вступая в конфликт с законом на чужой территории, продолжил я пытать Закржевского.

— Как не быть, — пожал плечами он, — И у неё есть телефон. И телефон, и трехкомнатная квартира у нее есть. С двумя балконами, между прочим! — завистливо вздохнул майор.

— Покажете нам адреса Судаковых и Бельской, Пётр Брониславович? — приложил я свою пятерню к груди, показывая тем жестом, как он нас обяжет.

— Покажу, — вздохнул майор, видимо не рассчитывавший на прогулки вне своего участка. — Назад привезете?

Я заверил, что привезем. Подождав, пока наш проводник оденется, мы вышли на улицу. В машине, не считая водителя, находился лишь Гриненко.

— Где Пичкарёв? — напрягся я, в который уже раз бросив взгляд на часы, которые неумолимо показывали, что у меня осталось полтора часа.

— До магазина за кефиром пошел, говорит, что с его язвой без кефира никак, — пояснил Стас. — Что по Судаку?