Выдержав долгую паузу, вошедший негромко произнес:

– Слышь, ты... Тебя как зовут?..

– Миха... – послушно сообщил здоровяк-секьюрити.

– Миха... – повторил вошедший. – Ну, Миха, слушай сюда. Ворота закрой – и сиди на попе ровно. Поал-нет?..

– Понял! – торопливо кивнул охранник.

– Ну-ну... – Визитер еще раз оглядел секьюрити с ног до головы, покачал головой и не спеша, вразвалочку, поводя массивными плечами, направился в ту же сторону, куда незадолго до этого проехал выплюнувший его "бумер".

Оставшийся в одиночестве охранник закрыл ворота, немного постоял, пристально вглядываясь в темноту... А потом, тяжело вздохнув, вдруг ящерицей скользнул за дверь караулки.

Если бы этот мрачный и опасный тип промолчал... или хотя бы говорил не таким многозначительно-угрожающим тоном... возможно, тогда бы охранник сумел обуздать свое любопытство. А сейчас...

Здесь явно присутствовала какая-то тайна... А страж капиталистической собственности за свои неполные двадцать пять лет хорошо усвоил – рядом с тайной всегда ходят деньги. Бок о бок, так сказать...

Затаив дыхание, охранник осторожно крался в темноте. У двери в дальний склад, возле чуть прорисованных силуэтов машин беспорядочно раскачивались в темноте два ярко-красных огонька. Стало быть, вход охранялся... Хотя и с грубейшими нарушениями устава караульной службы – часовые не только курили, но и негромко переговаривались на посту.

Секьюрити на цыпочках обошел караул незваных гостей. Он прекрасно знал, что внутрь склада можно попасть и другим путем...

Осторожно, стараясь не громыхнуть ненароком, охранник забрался на пожарную лестницу, укрепленную на тыльной, глухой стороне склада.

И он сам, и его сменщики на посту неоднократно пользовались этим путем для некоторого повышения уровня собственной жизни – до недавнего времени склад был полон. А каждый "ночной директор" руководствуется общеизвестным принципом – "что охраняю, то и имею". Вот и имели... Понемногу, конечно.

Под самой крышей склада находилось маленькое прямоугольное окошечко. Открывалось оно легко – все запоры стараниями охраны давным-давно были приведены в негодность. Но уцепившийся за ступени лестницы охранник предпочел этого не делать – движение воздуха могло привлечь ненужное внимание тех, кто сейчас находился внутри. Оставалось одно – покрепче впиться руками и ногами в холодный и мокрый металл лестницы, осторожно вытянуть шею, приблизив лицо вплотную к маленькому мутноватому оконному стеклу...

Открывшаяся его взгляду картина в какой-то степени напоминала театральную постановку. Что-то такое из жизни древних властителей...

И действительно: сцена – желтое танцующее пятно света на бетонном полу; декорации – кресло-трон; действующие лица...

Несомненно, главным героем этой пьесы был сидящий в кресле человек, чье лицо, кстати, показалось охраннику очень знакомым. Вот только где он его видел, он так и не смог вспомнить, как ни старался. Так вот, этот господин весьма респектабельного вида буквально упивался своей ролью повелителя, властелина" вершителя судеб – картинная поза, эффектные, немного замедленные жесты...

Свита повелителя – Ковалевич и плотный дядька лет пятидесяти, – стоя по обе стороны кресла, внимали его речам с видом самым серьезным. Те же, кому эти слова предназначались, – четверка солидных мужчин в возрасте от сорока пяти до шестидесяти лет, – слушали с возрастающим удивлением, которое без особого труда прочитывалось в выражении их лиц.

Охранника, впрочем, все эти тонкости мало занимали. В областном центре он жил недавно и приехал сюда не для того, чтобы бездарно растрачивать время и деньги, шляясь по всяким театрам. Наоборот, он приехал сюда зарабатывать, и для него больший вес представляли ценности материальные и осязаемые, то, что можно было использовать в своих интересах. Вот и сейчас он старался услышать хотя бы словечко из тех, что произносились внутри пустого склада.

Но только Ковалевич не солгал – звукоизоляция здесь была великолепная. Не в меру любопытный секьюрити был разочарован – он так и не сумел разобрать ни единого слова. А не зная содержания беседы, он не мог здесь ничего выудить для себя лично... Он уже собирался покинуть свой наблюдательный пост, как вдруг события резко ускорились. Прямо на глазах стороннего наблюдателя героическая пьеса превращалась в трагедию.