— Ты же укрылся ею, погляди внимательно.

Кучак увидел якобы пропавшую верхнюю одежду, пришел в довольство, повернулся на другой бок, велел вскипятить чай и заснул…

У Мурада ЧП: он отправил ходатайство на УДО, а где-то, в канцелярских закоулках, проплутало оно месяц. Не это плохо, а то, что ему заявили об отсутствии приговора, который он, якобы не вложил в конверт. Это полнейшая чушь. Приговор там был точно — я сам делал письменный запрос и своими глазами видел, как Мурад его вкладывал в конверт с остальными документами. Случай далеко не первый. Наверняка существует некая инструкция, а также, лимит на досрочное освобождение. Документ наверняка из конверта вытащили (его отдают не заклеенным), вопрос — на каком этапе. Вообще, масса бюрократических уловок и препятствий к более раннему освобождению и, судя по всему, накладывается местная специфика.

У Кучака ситуация крайне похожая. Комментируя их мытарства, Аркадий высказался:

— А теперь хор осуждённых прокашляет вам гимн несбывшихся надежд.

Обычно я сплю почти до обеда, но припёрся в воскресенье, в половине одиннадцатого, едва знакомый мне Лёха Тормоз, приведённый чуть ли не за руку Небритым Тузиком, заложившим моё местоположение. Тормоз потребовал познакомить его с Александром Васильевичем, а мне попенял, что Кучак фигурирует минимум в пятнадцати произведениях, а он только в одном. В руках Лёха бережно держал книжку Дины Рубиной, небольшого формата. Пришлось мне, зевая и шаркая спросонья тапками, направить стопы в умывальник. Гораздо более бодрый после холодной воды, я, ворча на небритого Тузика, в том смысле, что он сам мог спокойно познакомить литературных персонажей друг с другом, повёл двух обалдуев на приём к блистательному Кучаку. Тот ловко орудовал челноком. Пораненные нитками сгибы пальцев защищали надетые на них втулки из узкого скотча. Сосредоточенно-мечтательное лицо Александра Васильевича, при виде непрошенных гостей, превратилось в вежливо недовольное. Тормоз стал рыскать глазами по спинке кровати, со стороны продола:

— А куда табличку дели?

Тузик тыкнул пальцем в ламинированную бумажку:

— Вот она. Совсем ослеп?

— Да не эта. Мемориальная доска где?

Я проснулся окончательно:

— Она в ремонте, а вернут целых две. Первую табличку, в которой говорится о зачислении великого деятеля в списки заключенных навечно, решено сделать из нержавейки с добавлением титана, а вторую, с выгравированной надписью: «Здесь плёл сети и интриги, а также спал знаменитый Александр Васильевич Глаголев (Кучак)», изготовят из латуни и прикрепят с внутренней стороны.

Кучак подвинулся, уступая мне место рядом с собой. Небритый Тузик остался стоять в проходняке, а Тормоз, как в зоопарке, с детским любопытством разглядывал легендарную личность сквозь прутья кроватной спинки. Спустя минуту раздался его разочарованный голос:

— Я думал он здоровенный, как Валуев, а он всего метрового роста…

— Не выдумывай, — оскорбился Кучак, — во мне два аршина, три вершка и семь миллиметров. Ты откуда такой «тёпленький» взялся?

— Я — Тормоз. Разве вы не знаете?

— Да, «тормозов» у нас хватает.

— Давайте с вами поздороваемся…

Они пожали друг другу руки, после чего известный сетиплёт, не без доли высокомерия заметил:

— Ты, гляжу, пониже меня будешь на пару дюймов.