Книги

Силуэты пушкинской эпохи

22
18
20
22
24
26
28
30

Н. Д. Александров

СИЛУЭТЫ ПУШКИНСКОЙ ЭПОХИ

От автора

Предлагаемая книга состоит из очерков (или эссе) о людях пушкинского времени, границы которого понимаются достаточно широко: конец XVIII — первая половина XIX столетия.

Не без некоторой робости я отваживаюсь предложить ее вниманию читателя, что объясняется целым рядом причин.

Уже само обращение к А. С. Пушкину у любого человека, хотя бы немного соприкасавшегося с творчеством поэта, его биографией и исторической эпохой, которая по праву называется пушкинской, — вызывает смущение. Кажется, писали уже обо всем, что касается Пушкина, и далеко не один раз. Я не говорю о специальных филологических исследованиях, но и популярное пушкиноведение поистине необъятно. Нужно обладать известной долей мужества, если не самонадеянности, чтобы решиться прибавить свое слово к тысячам уже сказанных.

Столь же подробно, сколь и Пушкин, рассмотрено его окружение, и близкое и далекое, и читатель, даже не слишком искушенный, не претендующий на звание пушкиниста, сразу же вспомнит, по крайней мере, книгу В. В. Вересаева «Спутники Пушкина», включающую почти 400 очерков-биографий, знаменитый справочник Л. А. Черейского «Пушкин и его окружение», содержащий 2500 имен, или два тома «Друзей Пушкина» В. В. Кунина, в которые вошли, помимо отрывков из писем и воспоминаний, 30 статей, посвященных наиболее близким Пушкину людям.

Наконец, стоит сказать еще обо одном. Эта книга составлена из текстов рубрики «Силуэты», которая на протяжении 8 лет выходит на радио «Эхо Москвы», а жанр устного выступления сильно отличается от жанров письменных. Слушанье — совсем не то же самое, что чтение. Устная речь предполагает совершенно иную стилистику, нежели речь письменная. Слушатель воспринимает звучащее слово во времени, читатель — графическое слово в пространстве. Читатель осваивает сразу гораздо больший объем текста, поэтому острее реагирует на повторы, однотипные синтаксические фигуры, монотонность повествования. В устной речи практически все эти недостатки можно исправить голосом, интонацией. Разумеется, в этой книге нет ни одного эссе, автоматически перенесенного «из эфира» на бумагу, но другой жанр влечет за собой и другое восприятие, и другую оценку.

Тем не менее, мне кажется, что при всех оговорках и при всей скромности притязаний книга эта может быть полезной и интересной для многих.

Рубрика «Силуэты» задумывалась под непосредственным воздействием или, если угодно, по аналогии с известной книгой Юлия Айхенвальда «Силуэты русских писателей». Правда, Айхенвальд главное внимание сосредотачивал на творчестве, то есть стремился дать обобщенный образ художественного мировидения того или иного автора. Меня интересовала, прежде всего, биография, причудливый рисунок судьбы любого исторического лица, о котором сохранились воспоминания. Таким образом, рубрика выходила за рамки литературы и рассмотрения собственно литературных текстов, когда герои произведений свидетельствуют о творческой личности писателя. Скорее наоборот, — здесь живой, действительно бывший, существовавший человек сближался с героем художественного произведения, его жизнь из случайной последовательности событий становилась сюжетом, то есть определенной закономерностью, смысловым развитием. Но, кроме того, меня привлекало неповторимое лицо человека, образ которого сохранили воспоминания современников.

Пятиминутная рубрика требовала сжатости формы. Не оставалось места для долгих описаний и рассуждений. Но ведь очень часто наше представление о человеке, наша концепция человеческой личности вытекают или складываются из нескольких фактов его биографии, нескольких ярких деталей его портрета. Вот эта квинтэссенция, сухой остаток меня и занимали прежде всего.

Этим книга отличается от работ Вересаева и Кунина, в которых точка отсчета — Пушкин. Как Пушкин относился к тому или иному человеку, когда встречался с ним, — вот что в центре внимания этих авторов. Пушкин здесь — зеркало, в котором отражается личность, солнце, вокруг которого вращаются «спутники». Но ведь этим вращением жизнь спутников не ограничивается. Она имеет и самостоятельное, а не только «прикладное» значение. И пушкинская эпоха — все-таки не только Пушкин. Можно даже сказать, что как раз пушкинской ее сделали многие лица, и что подобно тому, как Пушкин объясняет нам свое время и своих современников, они, в свою очередь, открывают нам поэта.

Я позволил себе сохранить свободу в обращении с источниками, свободу, идущую от жанра устного выступления (и, кстати сказать, вполне допустимую в эссе). В пятиминутной передаче невозможно давать ссылки с указанием страницы, года издания и т. д.

Этим же объясняется и состав персонажей, который кому-то может показаться странным или спорным. Я и не думал претендовать на полноту в духе издания Черейского. «Силуэты» это не справочник, а сборник эссе. Я исходил из того, что́ интересно мне, что казалось мне не столь сильно затасканным в литературе о XIX веке, что забылось, что не у всех на слуху, следовательно, я избирал «второстепенных» исторических героев — не с точки зрения их объективной исторической значимости, но исходя из некоего усредненного сегодняшнего восприятия. Конечно, я могу ошибаться, но думаю, что Кошелев или Костров известны гораздо менее Крылова или Карамзина.

Впрочем, читатель найдет в книге и хорошо знакомые имена, очерки о ближайших пушкинских друзьях, и вполне естественно, что именно к ним могут возникнуть наибольшие претензии. В этих случаях трудно избежать повторения общих мест и избитых истин, хотя я брался писать эссе, когда мне казалось, что могу найти если не новую мысль, то хотя бы свою интонацию. Насколько мне это удалось — судить вам.

Н. Александров

А. А. Алябьев (1787–1851)