1

— Информация проверена, — сказал Харли. — Они убили Берлинца две ночи назад. Ты последний. — И помолчав, добавил: — Мне жаль.

Это было накануне вечером. Мы расположились в библиотеке на верхнем этаже его дома в Эрл-Корт: он — между камином и темно-красным кожаным диваном, я — в кресле с бокалом «Макаллана» сорокапятилетней выдержки и сигаретой «Кэмел». Сумеречный Лондон за окном быстро засыпало снегом. В комнате пахло мандаринами, кожей и сосновыми поленьями. Последние сорок восемь часов я все еще чувствовал себя разбитым — после Проклятия. Волчья судорога отпускает плечи и запястья в последнюю очередь. Впрочем, только что услышанное не отвлекло меня от мыслей о Мадлин и ждущем меня массаже. В памяти всплыли подогретое жасминовое масло и руки с длинными ногтями, пахнущие магнолией, — руки, которые я не любил и которые уже никогда не полюблю.

— Что думаешь делать? — спросил Харли.

Я отхлебнул виски и почувствовал, как в груди медленно разгорается огонь. Перед мысленным взором пронеслась картина торфяного болота, в котором увязают белые ноги разодетых в килты Макалланов. Информация проверена. Ты последний. Мне жаль.

Я знал, что он собирается сказать. Всего лишь то, что должен. В определенный момент наступает головокружение от нахлынувшего бытия. Чувствуешь себя астронавтом с оборванным тросом из фильма Кубрика, ускользающим по спирали в бесконечность… А потом воображение просто отказывает. Вот что, парень: об этом можно подумать и потом. В самом деле.

— Марлоу!

— А ведь эта комната ничего для тебя не значит, — сказал я. — Хотя библиофилы со всего мира истекли бы здесь слюнями.

Я не преувеличивал. Коллекция Харли стоила миллионов шесть, не меньше. Книги, книги, книги — к которым он больше не притрагивался, потому что вступил в тот период жизни, когда чтение вызывает скуку. Если проживет еще десяток лет, снова к ним вернется. Сперва отказ от чтения выглядит вершиной зрелости — как водится, ложной вершиной. Такова человеческая натура. Я наблюдал это сотни раз. Когда доживаешь второй век, почти все видишь сотни раз.

— Даже не могу представить, что тебя ждет, — произнес он.

— Я тоже.

— Нам нужен план.

Я не ответил. Харли раскурил «Голуаз» и снова наполнил бокалы. Рука, покрытая сиреневыми жгутами вен и темными крапинками, дрожала. В семьдесят лет он сохранил длинную, хоть и поредевшую седую шевелюру и пышные усы, от никотина выглядевшие так, словно их пропитали воском. Было время, когда подручные звали его Буффало Билл. Теперь его парни думали, что Буффало Билл — это не истребитель бизонов и основатель «Дикого Запада», а серийный убийца из «Молчания ягнят». А сам Харли опирался на трость с костяной рукоятью, хотя врач твердил, что однажды это добьет его позвоночник.