XXI

Быть в Петрозаводске и не истратить кое-какую сумму на покупку коллекции мраморов и нескольких пепельниц или спичечниц — почти тоже, что быть в кунсткамере и не приметить слона. Прежде, во времена постройки или вернее отделки Исаакиевского собора, на мраморы был спрос, а потому на Тивдинских (Тивдия — погост, известный почему-то на картах под испорченным прозвищем Тивуина) ломках и образовалась целая масса рабочих, которые жили обтеской мрамора; но прошло их блаженное время, Исаакиевский собор выстроился, и люди, отвыкшие от всех местных средств к снисканию пропитания, лишились решительно всякой возможности к прокормлению себя и семейств своих и, по большей части, пьют в заливущую. Казне мраморные и другие цветнокаменные ломки не приносят ровно ничего, и лежат эти богатства и ждут прихода нового Петра, который бы употребил их в дело. Только и есть еще пожива несчастным рабочим, когда какие-нибудь ветры занесут в Петрозаводск стороннего человека, от местных же папуанцев и деятелей не увидят они ни алтына. Способы обработки самые первичные; деревянные пилы до сих пор еще не заменены стальными; отделка грубая, моделей никаких, все делается чуть не по трафаретке, сработанной при. прародителях, а потому и проезжий редко увлекается и покупает почти только из одной жалости к голодному люду, оторванному от других заработков и оставленному затем на произвол судьбы.

Раз как-то прослышали про богатство олонецких ломок французы и явились с предложением разрабатывать местный мрамор, с обязательством уплачивать в казну с каждого добытого пуда по 1 к. с. Кто-то из бесчисленных олонецких нянек (а их там 5) согласился, написали контракт, назначили недурненькую неустойку, и французы приступили к работам. Поналомали они несколько сот пудов, как вдруг другое ведомство, у которого не испросили разрешения на отдачу ломок в аренду, объявило, что контракт заключать первое ведомство не могло, так как мрамор ломается не на частных землях, а на государственных. Делать нечего — контракт был нарушен и заплатили французам условленную неустойку. Французы не оставили однако дела и поехали хлопотать о нем; так или иначе, но только удалось им уговорить расходившееся ведомство и заключить с ним новый контракт с новой оговоркою насчет неустойки. Снова закипела работа на ломках, снова ожили местные рабочие и век думали зарабатывать у французов пропитание, как вдруг взбеленилось третье ведомство и стало требовать прекращения разработки, основываясь на том, что мраморы и цветные камни залегают в недрах земли, а оно с ними-то и нянчится; почему, говорит, у меня разрешения не испрашивали? Опять нарушили контракт, опять заплатили французам неустойку, но французы хлопотать уже не стали — видно побоялись остальных двух нянек и не хотели возиться с таким странным народом, каковы были тогдашния олонецкие няньки. Впрочем, очень жаль, что легкомысленные французы не похлопотали у няньки, заведующей недрами земли, потому что убытка, собственно говоря, им не было никакого, так как они получили две неустойки, а опасаться вторжения в дело остальных двух нянек было с их стороны крайне легкомысленно, так как одно из них заведует духовным миром олонецких граждан, а другое водами, и обеим до мраморов никакого дела нет.

Конечно, могли впутаться и они, так как французы хотели устроить пароходство для сплава мраморов по олонецким водам и кроме того могли бы заклятым папизмом своим оказывать дурное влияние на олонецких папуанцев, но такого тупоумия трудно было ожидать. Как бы то ни было, но вследствие истории с французской компанией олонецкие мраморы и цветные камни и до сих пор лежат себе спокойно и ждут предприимчивых, энергических деятелей, которые захотели бы снова связаться с няньками и нажить хорошие деньги, а также дать хороший заработок местным рабочим.

XXII

Всех сортов Олонецкого мрамора известно до сих пор 31, и так как вряд ли кто из частных лиц имеет понятие о разнообразии этого рода богатства Олонецкой губернии, то мы и считаем не излишним дать здесь хотя некоторые краткие указания по этой части. В большой Тивдийской горе залегают 7 Сортов мрамора. С восточной стороны, в первой бреши залегает светло-красный мрамор стеною до 12 сажен в вышину над поверхностью воды. Тут же ломаются мраморы: жильный, темно-красный и чернобровый. Все эти ломки отстоят от бывшего Тивдийского завода всего на каких нибудь 50 сажен; все сорта паринисты и крепки, и штуки их могут быть добываемы величиною до 6 арш., исключая чернобрового, куски которого еще не попадались свыше 6 вершков. Из светло-красного и жильного мрамора делались прежде подоконники для зимнего дворца, колонны и внутренние украшения в Исаакиевском соборе, а из чернобрового — мелкие изделия, так как по незначительной толще слоя значительных разработок не было производимо. Во второй бреши той же Тивдийской горы, в 200 саженях от бывшего завода, залегает стеною белогорский светло-красный мрамор, куски которого попадаются величиною до 6 арш.; он отличается от Тивдийского большегорского лишь тем, что он мягче и более легко поддается обработке; в блаженные для заводов времена из него делили подоконники для зимнего дворца. С северной стороны горы находится залежь в виде небольшого кряжа так называемого светло-красного отрывисто-ленточного мрамора; от Тивдии до места ломки около 1 версты расстояния; куски попадаются до 6 арш. В 300 саженях от завода разрабатывался еще шпатовый с бело-красными пятнами мрамор, который залегает стеною; Так как не удавалось находить кусков более 6 верш., то он и употреблялся лишь для выделки небольших чаш и пьедесталов. Наконец в этой же местности залегает стеною в 5 сажен красногорский красный мрамор, который отличается своею мягкостью и употреблялся в кусках до ¹/₂ арш. величиною для выделки разных мелких вещей. Затем известны еще: гажнаволокский синеватый мрамор, залегающий стеною кусками до ¹/₂ арш.; кривозерский светло-красный мрамор с темно-красными жилками — небольшим кряжем на берегу Кривозера, кусками до 17 арш.; рабоченаволокский светло-красный ординарный мрамор — небольшим кряжем там же, кусками до 1/2 арш. для пресс-папье, пепельниц и иных мелочей. Соломенский темно-зеленоватый камень (соломинская брекчиа) — на берегу Соломенского пролива из озера Логмозера в Онежскую губу, в 6 верст, от Петрозаводска, залегает скалою, кусками до 5 аршин; Пергубский светлокрасный мрамор — близ селения Пергуба, Повенецкого уезда, залегает в небольшой горе, кусками до 2 арш.; лижмозерский пестрый мрамор — на берегу озера Лижмозера, залегает в горе, высотою до 6 саж., кусками до 2 арш.; карьеостровский, белосероватый, или мясной мрамор — на острове озера Сандала, залегает в горе кусками до 2 арш.; шокшинский красный порфир или красный кварцевый песчаник кусками до 9 арш.; шокшинский красно-бурый слоистый камень — оба залегают на юз. берегу Онежского озера, между станциями Шолтозерскою и Шокшинскою; первый в горе, а второй в яме кусками в 21/2 арш. длины и до 3 верш, толщины; бруснинский беловатый и бледно-зеленоватый камень — на ю-з. берегу Онежского озера, в Брусно, лежит слоями в яме и добывается квадратными плитами в 2 арш.; нигозерский аспид — на берегу озера Нигозера, залегает слоями в ямах, встречается в плитах в 27 арш. длины и 1 арш. ширины, хрупок и крайне высокого достоинства; викшламбинский темно-зеленый камень — на берегу озера Сандала, залегает горою, добывается кусками до 6 арш. длины; керчь-наволокский красный сургучевый камень — на берегу озера Кривозера, залегает в земле кусками до 7 верш, длины; палосельгский сургучного цвета камень — близ деревни Палосельги, залегает в кряже кусками в 1 арш. длины; матюковский зеленый камень — на берегу озера Сандала, залегает в кряже кусками до 3 арш. длины; мунозерский темно-малиновый с белыми крапинами мрамор — между озерами Пялозером и Мунозером, залегает в горе кусками до 17 арш. длины; пялозерский темно-сургучный мрамор — близ озера Сундозера залегает в земле кряжем кусками до 12 верш, длины; красногорский пестрый мрамор — в окрестностях Тивдии, залегает в небольшой горе кусками до 1 арш. длины; пялозерский оранжевый мрамор — близ озера Сундозера, залегает в кряже кусками до 1 арш. длины; горбовский, темно-бурый с белыми пятнами мрамор — в Белой Тивдийской горе, залегает в небольшом кряже кусками до 1 арш. длины; царевичский бледно-зеленый с черными крапивами мрамор — близ озера Укшозера и дачи Бутенева «Царевичи», залегает в небольшой горе кусками до 1 арш. длины; янгозерский камень зеленого цвета с черными крапинами — близ села Янгозера, залегает в горе кусками до 1 арш. длины и наконец янгозерский камень с красными и черными крапинами — близ того же села, залегает в горе кусками до 1,5 аршин длины. Все сорта разрабатывались на мелкие поделки; только пялозерский и мунозерский употреблялись на поделки кабинета Его Величества, из викшламбинского и мятюковского делались надгробные памятники и наконец из шокшинского красно-бурого, бруснинского и нигозерского аспида выделывались столбы, карнизы, подоконники, полы, лещадки и ступени. Все это громадное богатство ждет капитала, труда и энергии и конечно вознаградит десятерицею человека, который захочет приложить все это в здешних местах.

XXIII

Мечты свои отправиться северным берегом Онего вплоть до Повенца на лодке чрез Кижу[4], Толвуй[5], Палеостров и Шунгу[6] пришлось нам отложить, потому что заонежане на этот раз отложили в сторону свою поговорку: «что пожалуете» и, в конец избалованные покойным Гильфердингом, который платил им огромные деньги за доставление сказителей, за дичь, а также и за греблю на его лодке, заонежане, говорим мы, запросили с нас 150 рублей за эту путину и не хотели и слушать моих предложений, и потому я должен был изменить свой маршрут, так как у меня осталось бы довольно времени для посещения Корелы. Порешив отправиться в Повенец «горою», мы запаслись всякими разрешениями, открытыми листами и письменными свидетельствами о личности и двинулись в путь. Великолепнейшие, грозные, дикие виды по сторонам, новизна впечатлений — все это делало путь приятным; ко всему этому следует заметить, что дорога от Петрозаводска до Повенца чуть ли не лучшая из всех дорог объезженных мною по Руси; по её природному шоссе тележка катится как по столу, прионежские лошадки действуют изо всех сил, а ямщики рады неожиданному проезжающему «за оные», т. е. прогоны, и в силу всего этого, делая по 18 верст в час, мы несемся как угорелые и только и приходится покрикивать: «батюшка тише! пожалуйста тише!» Проехали Шую или Шуйский погост, где часа 2 толкуем за самоваром и за стаканчиком пуншика со стариками и слышим жалобы, жалобы и жалобы. Веры меньше стало, молодежь табак курить стала, отовсюду гнетут старую веру, а мы что же? Мы ничего. С Шуи сплошь уже начинаются поселения поморского толка; по спискам большинство, чуть ли не все жители, считаются православными и показываются лишь небывающими у исповеди и св. причастия по болезни или по нерадению, но на самом деле едва выедешь из Петрозаводска, как являются восьмиконечные кресты (даже на православных церквах в виде уступки водружены кресты восьмиконечные), старинные иконы, разные картинки в роде Сирен-птицы, козмографов и, главное, всенепременно «древо благочестное», т. е. родословное дерево князя Мышецкого Боголепа, по преданию основателя Поморского толка; тут уже непременно под тяблом найдется дымило (кадило с деревянной ручкой), которым все беспоповцы кадят своим иконам утром и вечером, а над окнами и дверями прибита бумажная ленточка с превосходно выведенною на ней красно-черными буквами надписью: «Христос с нами уставися вчера и днесь тем же и во веки». Спросите у старика: «кто он?» и получите всенепременный ответ: «православный, православный!» Но поговорите с ним по душе, выпейте с ним штук 6 стаканов чаю, не вынимайте папиросы, дайте понять, что вы это делаете из уважения к обычаям хозяев, похулите прижимку 54 года, разрушение Данилова, Лексы и других монастырей, разубедите хозяина в том, что вы чиновник, явитесь пред ним просто человеком, притом сочувствующим не угнетающим, а угнетенным, — старик меняет тон, тащит рукопись, икону из заветных уголков, старается вас угостить, толкует, горячится, рассуждает и в конце концов стереотипная фраза: «мы нешто раскол, расколом именовались те, что отвергали божественность Христа и иные еретики». Час-другой разговора, к вам уже лезет и баба, и парнишка, читают вам кое-что, баба учит вас писать и пишет притом так, что невольно задумываешься о необходимости поучиться у неё нашим палеографам, парнишка рассказывает вам содержание картин, развешенных по стенам, притащит ценную рукопись, покажет, похвастает бойкостью чтения, вы делаетесь желанным гостем: «об вас понимают», кормят на убой и отпускают, чуть не со слезами. Дом, в котором вы были, большой, чистый, уютный, все хорошо, хозяйственно и невольно начинает гвоздить мозги дума, почему это русскому человеку достаточно перейти в какой-нибудь раскольничий толк, чтобы сделаться из сопатого — чистым, из неряхи — опрятным хозяином, из лентяя — трудолюбивым, из голытьбы — достаточным. Один бывший миссионер в раскольничьих поселениях говорил так: «хорошо бы было, если бы все православные в раскол перешли», намекая конечно на бытовую сторону раскола, и приходится вполне согласиться с ним, так как в расколе есть хоть какая-нибудь копошащаяся идеишка, а в русском крестьянстве — никакой.

С шуйского погоста идет дорога на Кивач и Порпорог и отличается от повенецкой еще большим удобством для движения. Новое мчанье без передыху лошадям, с горы на гору, новое мелькание дивных видов — и широкая река открывается перед нами — это Суна[7], кормилица значительного населения. Вся река запружена бревнами, которые сплавляются по ней с верховьев и приносят огромные барыши лесопромышленникам и чувствительный убыток местным жителям. Кроме уже того, что лесопромышленник эксплуатирует рабочих, кроме того, что кабала, в которой он держит в своих руках окрестное население, как кабала капитала над трудом, а не рождения над неродовитостью, гораздо безысходнее кабалы крепостного права; кроме этого лесопромышленники гнетут даже и тех, кого горе не загнало в их руки и кто имеет достаточно смелости, чтобы искать хлеба помимо них. Дело в том, что Суна, весьма богатая рыбой, в верховьях своих богата и лесом, а потому с давних времен привлекала взоры торговцев лесом. Несмотря на некоторые неудобства сплава бревен чрез Порпорог и Кивач, лес все-таки вырубается здесь в огромном количестве и сплавляется по Суне до Онего, где его берут на буксир пароходы. Во время гонки леса, которая совпадает и с временем наиболее выгодного улова рыбы, вся Суна бывает сплошь запружена лесом. Такое скопление бревен, постоянный гомон и галденье рабочих, наконец неминуемое засаривание воды корой, обломками и отрывками бревен — все это не может конечно не распугать и не разогнать рыбу, которая и удаляется на это время в озеро, т. е. делает улов более трудным. Лесопромышленность здесь прямо идет в ущерб присунским жителям, которые жалуются, но жалоб в собственном смысле этого слова никуда не приносят, по той простой причине, что пришлось бы жаловаться казне, которая сама продает участки и сама тем самым, хотя и невольно, лишает добычи присунское население. Тут администрация еще не виновна, но вот в чем вина её: все сунские пожни и покосы находятся за рекой, а потому и приходится сунянам раза 4 в день переезжать реку, — вот тут-то лесопромышленники и придумали доходную статью. Река запружена, проезда нет, хотя по закону лесопромышленники и обязаны оставлять проезд для местных жителей. Едет, положим, в лодке крестьянин. — «Куда?» «На пожни». «Подавай 10 к.!» Едет баба с телкою. «Куда?» «В лес». «Подавай 10 к.!» Эти-то поборы и доводят присунцев решительно до отчаяния. Иногда так гонки просто на просто делают побор подушный, копеек по 5 с души, и тогда пропускают крестьян на их же собственную землю уже даром, беспошлинно. Безобразие это совершается уже несколько лет сряду, но до сей поры оно не дошло еще до сведения начальства, благодаря необычайному терпению и выносливости по отношению ко всякого рода поборам нашего крестьянина вообще.

XXIV

Рыболовство, которое составляет одно из главных средств к пропитанию здешнего населения, играет такую важную роль в деле сытости или голода заонежского крестьянина, что приходится поговорить о нем поподробнее, так как, к тому же, местные условия выработали и местные способы и приемы лова, приготовления и продажи рыбы. В Заонежье, Обонежье, а также и в корельских волостях Повенецкого уезда рыбы ловится огромное количество, которое идет или в продажу, или на собственный прокорм в свежем, соленом, копченом, вяленом и сушеном виде. Громадное количество потребляемой рыбы не остается без влияния на народное здравие и солитер решительно царит от Онего вплоть до Белого моря. Жареная и вареная рыба составляет постоянный стол здешнего крестьянина, который идет дальше, запекает рыбу в пироги-рыбники, употребляет ее (сиги) в сушеном виде вместо хлеба на заедку и в виде ложки загребальной в тех местностях, где хлеб перестает быть ржаным и скорее может назваться сосновым. Рыбу от чешуи не очищают и даже наслаждаются этим способом приготовления, и смеются и потешаются чистосердечно над «господскою дуростью», которая требует очистки чешуи. Рыба ловится разная, смотря по тому, где производится лов; так напр. в лесных озерах попадаются окунь, карась, язь, подъязок, щука, плотица и иная мелкая рыба, которая «простора не любит, а хоть плюнь на земь — и тут заведется». Эта рыба «напастница»: когда напасть пришибет, т. е. хлеб дорог, другого улова нет и звероловство невыгодно, да этой рыбки напасешься, так и прожить можно. Напастница рыба тем и хороша, что ей всегда улов есть. Зато и ловят же ее беспощадно; ее-то и сачкуют, т. е. вылавливают до молодика; крестьянин и мелочью-молодиком не гнушается, только разве бабы выругают ее же, напастницу, что слишком она уже мала и чистить ее трудно. Ясно, что с году на год и напастницы становится меньше, потому что молодик не успевает дорасти и плодиться, собираемый безбожным сачком. В других водах ловится налим, хариус, лосось, таймень (форель), торпа, палья, сиг, судак, лещ, подлещ, ерш, ряпушка, корюшка. Едва перевалишься за Масельгу, как в Беломорском бассейне встретишь уже в тоне семгу, туржу (salmo leucomenis) и нельму. На Выгозере и в Сегозере ловят в весьма незначительном количестве снетков, но приготовлять их никак не умеют иначе, как сушат в печах, мелят на ручных жерновах и засыпают в уху; иногда замесят на снетковой мучице рыбник. По рассказам, ловится в Заонежье и Кореле и лох,[8] который почему-то считается особым видом форелевых, но народ отлично знает, что лох отнюдь не разновидность, а просто трансцендент лосося и пальи, которая образуется или вследствие долгого пребывания морской особи в речных водах, или же, наоборот, речноводной особи в море; от этих переходов и вследствие выметания икры особь лошает, т. е. чешуя грубеет и покрывается красными пятнами, на нижней челюсти вырастает довольно толстый и длинный крюк, туловище значительно худеет, а мясо делается каким-то белесоватым и теряет долю вкуса. Говорят, что туржа тоже не может считаться разновидностью и есть ничто иное, как лох семги, перешедшей из морской в речную воду и несколько изменившей свой внешний вид; действительно, все особенности облошания можно видеть у туржи. Решительно во всех водах водится огромное количество черепушки и колючки, но эти рыбы считаются «нечистою ядью», а потому и разгуливают себе на свободе, не боясь гибельного для их подруги ряпушки сачка. Колючку (колюшка) не едят вследствие того, что, «когда Ной выстроил ковчег и спасся на нем от потопа, то колючке пришла пора гнездо вить; увидала она — в барочной-то лесине была знать дирка, да и заткнута паклей; уткнулась она в эту дирку, да и ну крутиться; крутилась, крутилась, да и докрутилась, что вода в ковчег брызнула. Увидал это дело ёж и заткнул собою дирку. С той поры проклята Богом колюшка и отцами показана в нечистую ядь, а ежу почет и никто его убить не может — грех». Почему и черепушка попала в немилость? — неизвестно.

Во время метания икры рыба не любит глубины и ищет мелких и каменистых мест, где она чувствует себя гораздо лучше и где она трется о подводные растения, чтобы выделить икру. Посыпную рыбу ловить нарочно — грех, а посыпная та, которая уже стала метать (сыпать) икру; если посыпная рыба попадется случайно, вместе с другою непосыпной, у которой еще период посыпи не настал, то ее есть можно. Икра впрочем очень ценится и считается лакомым блюдом, и потому теоретические проповеди о разумном пользовании рыбой остаются, да и всегда останутся гласом вопиющего в пустыне, как битье тетеревей на току, птенцов из под матки и зверенят сосунков.

Едва наступает весна, как в исходе апреля начинает метать икру язь и лосось,[9] самые ранние по случке рыбы; период икромета у них продолжается от 5 и до 14 дней, смотря по погоде, а также, как старики примечают, и по морозам зимним — чем сильнее были зимою морозы, тем сильнее рыба мечет икру и тем период икромета кратче.

В одно время с язем и лососью мечет корюшка и судак, для которых однако это трудное время не так тягостно по меньшей продолжительности, так как икромет у них продолжается лишь всего от 3 до 7 дней. Начало мая проходит без икромета, разве только иная судачиха не успеет выметаться и захватит немного этого месяца; но случаи эти редки, да и бывают-то лишь в тех местах, где рыба не скоро находит мелких мест и где глубина, везде большая. В первой половине мая замечет щука, которая нудится до недели времени; во второй половине настает пора окуню, ершу и плотве, которые мечут всего дня три; наконец, в начале июня подумает о продолжении своего потомства лещ и подлещ, икромет которого продолжается также с неделю. Затем наступает новый перерыв в икромете — самый горячий лов рыбы выметавшейся, и олошавшей; с половины сентября снова замечет семга и туржа дней на 10, а в конце сентября, да так, что и октября захватит (в продолжение около 15 дней) икромет наступит для сига, пальи и ряпушки. Ряпушка скорее окончит, да и вообще стариками замечено, что малорослый род, вид, а также и более малорослая особь скорее опрастывается, нежели особь великорослая. Конец октября, весь ноябрь, декабрь и затем зима предназначены для лова, и только налим один запоздал и исполняет икромет в январе, дней в пятнадцать и даже более. В тех местностях, где водится снеток, там ему лова нет за икрометом с половины сентября месяца в продолжение трех недель. Карасю — тому закон, как кролику и песцу, не писан, и мечет он икру аккуратно каждый месяц дня по три, по четыре, так что, что ни тоня, то посыпная карасиха.

Ловля рыбы производится в Обонежье и в Кореле шестнадцатью способами с большим или меньшим успехом. По удобству лова и количеству добываемой рыбы, а следовательно и по величине снаряда, изменяется и стоимость его поделки. Снаряды бывают частные, семейные, сложные (слога — работа сообща, усилиями нескольких семейств) и наконец общественные; последнее случается весьма редко, и нам случилось видеть такой невод только один раз — он принадлежал целой деревне, расположенной на берегу Выгозера.

Обыкновенный речной невод вяжется обыкновенно из льняной или пеньковой пряжи, при чем ссучиваются по 2 и по 3 нитки вместе для большей крепости. Кнея устраивается конусообразная, длиною от 3 до 6 сажен, а шириною от 4 до 8 сажен. В этом неводе, как и во всех иных снарядах, разница в длине и ширине кнеи и иных частей зависит вполне от того водного пространства, где назначается ловить снарядом; глубока река — широка кнея, широки крылья; с другой стороны, если река или озеро широки, то ясно, что на них с большею выгодою могут употребляться более длинная кнея, а также и более длинные крылья. На кнее обыкновенного речного невода ячеи вяжутся в вершок величиною, а количество их на кнее разнообразится от 576 и до 1152, опять таки смотря по глубине и ширине водного пространства. Кнея расходится на два крыла, которые тянутся сажен на 40, а то и на 65 в длину с каждой стороны; захват (ширина) у них поменьше делается, нежели у кнеи, а то крылья цеплялись бы за коряги, камни и другую негодь; довольно сплесть крылья сажени в 2¹/₂, а для больших — в 6 саж. Чем ближе к кнее, тем ячеи мельче, а следовательно на известной площади их придется при кнее больше числом, нежели дальше по крыльям; у кнеи мера ячеям вершок, а дальше по крылу не беда и ¹/₂ вершка, так как все равно рыба большая не проткнется, а мелочь глупа и как в кнею ткнулась, так и будет все в одно место тыкаться, а по сторонам выхода не ищет; «молья пуглива, а напугается и одуреет». Смотря по общей величине невода, а следовательно и смотря по средствам хозяина снаряда, число ячей изменяется; у кнеи бывает на крыле на первом десятке саженей 135 и 324 ячеи, а подальше, напр. на последнем десятке, так и всего 90-216. Крылья примотаны к палкам — окрыльникам, а нижняя и верхняя часть их насажены на 2 тетивы, которые, смотря по достатку, делаются то из пеньки в ¹/₄ вершка толщиною, то из мочалы, и тогда достигают ¹/₂ вершка, а то так и запросто из крученой бересты в ¹/₂ вершка толщиною. Если такую берестяную веревку или канат часто размачивать, так временем службы она поспорит и с мочалой, и с пенькой.

К нижней тетиве прикрепляется груз «для оседлости, чтобы шла тетива по подводью, не всплывала бы наружу; тут тоже без ума не навешаешь, а не то тетива-то пойдет драть коряги, да луды захватывать; груз состоит из камней, которые где в тряпицу завернуты, а где жениных, да своих обносков недохват — там и береста сослужит эту службу, да еще и лучше — она поустоистей. Неровно камешки навешаешь — тоже беда, и тут нужна сноровка: у кнеи камни на четырех четвертях понавешаны и по фунту весом приходятся, а дальше по крыльям и на аршин отступя — не беда. На малый невод придется штук 150, а побольше невод, так и грузил наберется до 200 штук. Чтобы верхняя тетива не тонула, а шла по поводью, напротив грузил навязаны берестяные, а то и осиновые поплавки, а над кнеек навязаны 2 связанные вместе осиновые дощечки — это ловда,. которая сразу укажет, где кнея пала. На конце крыльев к палкам подвязываются клячи — веревки сажен в 10, а то и в 20 длинику, а от них сажен на 60, а то и на 90 тянутся ужища, за которые начинают тянуть невод. Таким образом речной невод, смотря по достаткам, может захватить пространство от 225 до 360 сажен в округе, а стоит он домодельной работой, да у доброго хозяина от 30 до 75 рублей; этот невод — снаряд самый употребительный и потому встречается чаще всего; он и удобен, да и стоит не дорого, особенно коли пряжа не покупная, а самопосевная. Ловят этим снарядом и летом, и зимою, когда придет надобность. Летом соберутся рыбаки, человека 4 (а где и с 6-ю дай Бог управиться), оставят двоих на берегу и зададут им одну клячу с ужищем; невод уберут в. лодку и делают завоз, постепенно выпуская снаряд, едучи поперег реки до средины её; потом поворотят в сторону и снова выбрасывают (травят) пока хватит сетей; пришел, конец сети — остановка и новый поворот к берегу, едут к своим, а сами клячу выпускают, а там и ужище; подъедут к берегу, сойдутся и потянут за ужища. На все требуется до 1/2 часа, а иные замешкаются, да попадутся еще неловкие рыбаки, да место выдастся безталанное, так и на 3/4 часа дело затянется. Ловят этим способом больше лососей и сигов; первые похитрее, да их и поменьше, и попадется их в тоню штуки 2, 3, ну а сиг, тот уловлив, иной раз и сотня выловится; весом улов бывает разный, смотря по счастью: то фунтов 15 выберут, а то в час добрый, так и пудов до 5 доходит одна тоня. Зимою не заведешь невода — надо было изловчиться иначе. Выберут рыбаки местечко поудачнее, чтобы лед лежал не глыбисто, а по ровнее и прорубят во льду проруби в квадратную сажень в объеме — это затин и выволока; от затина до выволоки расстояние по воле ловцов. Между затином и выволокой на всем пространстве с двух сторон прорубаются аршинные прорубки, саженях на 4, а то и 5 друг от друга. Опустят в затин одно ужище на тонком шесте и пропускают шесток сквозь прорубочки до самой выволоки; тоже самое проделывают и с другим ужищем, доведут его до выволоки, да и тянут, выволакивают весь невод чрез выволоку. На эту поделку народа требуется от 10 до 14 человек, да и то дай Бог часа в 3 управиться. Идет больше налим, штук от 5 до 50 в тоню, а другой рыбы вынут от 3 до 5 пудов. Налим — рыба редкая, водится далеко не везде, а потому и выемка бывает больше той рыбе; тем не менее зимою лов ровнее, а потому и прибыльнее; нет слишком большего простора счастью и несчастью, задаче и незадаче.

На больших озерах и на Онего в особенности речной невод не годится, а потому прибрежные жители и надумали особый снаряд, который известен под названием онежского невода. Вяжется он так же, как и речной; кнею пришлось сделать в 3-4 сажени длиннику, 41/2 с. в диаметре, а в окружности от 12 до 16 с. Ячей на кнее 1/4 вершковых понаделано 900-1200 — все это для того, чтобы побольше рыбки досталось завидущим рыболовам; тут и корюшка не проскочит, не только язик или окунек; крылья у онежского невода гораздо больше и захватывают от 50 до 120 с. каждое; на первых 10 крыльных саженях 1/4 вершковых ячей 270-385, на следующих 15 саженях ячеи уже 1/2 вершковые и числом их от 135 до 190; дальше по крыльям ячеи доходят и до вершка, да и числом потому их меньше, всего штук 60-70. Грузила привешиваются в начале у кнеи на 1/2 аршин друг от друга весом в 1/2 ф., а дальше и на аршин. Грузил от 90 до 120. Ужище у онежского невода гораздо длиннее, нежели у речного, сажен на 150, да иначе и нельзя, так как на такой шири с небольшим снарядом и соваться нечего. Ловят им больше летом; на берегу оставляют человека 4, а остальные едут в лодке, закидывают невод, возвращаются с остальным ужищем, сходятся и начинают вытаскивать по большей части воротом, так как такой невод человеческой силе не под руку. Ворот состоит из двух столбов, врытых в землю; на столбах — перекладина с дыркой, а под дыркою на землю кладут камень, в котором выдолблено как раз под дыркой перекладины углубление; в углубление и в дырку вставляют столбик с крестообразно приделанными рукоятками для более удобного верчения. Когда покажется уже сеть, то у ворота остаются 2-3 человека, а остальные идут в просеть, т. е. в место захваченное на берегу клячами и сетью, и подбирают сеть. Зимою этим неводом конечно ловить нельзя, а потому на Онеге зимою и можно зачастую увидать невода речные. При снаряде непременно должно находиться человек 6-12 работников, а меньшее число не управится. Ловят им сига, лосось, таймень, леща, подлеща, окуня и палью; улов бывает разный, смотря по задаче и по уменью ловцов, а именно от 1 до 5 пудов. Есть еще невод озерный, который отличается от онежского размерами, а также и стоимостью своею. Ловят этим неводом на Выгозере, на Сегозере. Кнея у него длиною от 2 до 3 сажен, в диаметре 5 с., а в окружности 8-12 с. Ячеи небольшие в 1/4 вершка и число их изменяется от 300 до 1050. Крылья длиною не велики, всего сажен 30-50, а вышиною от 1 до 3¹/₂ сажен. Летом выезжают с озерным неводом в двух лодках, выбрасывают кнею, затем разъезжаются в разные стороны, выбрасывают крылья и, когда сети окончатся, подъезжают к берегу, причем выбрасывают клячи и ужища, затем на берегу уже сходятся и тянут невод лодочным воротом. Ворот этот устраивается на бортах, к которым прикрепляются 2 столбика в 3/4 арш. вышины; на столбики кладется валек в 4 вершка, с крестообразными ручками. Крутят этот валек, пока не покажутся сети. Озерным неводом ловят еще и иначе: выбросавши весь невод, съезжаются где нибудь на озере и, укрепясь на якорях, на кокорах или же просто на кольях, вытягивают снасть. Для лова требуется не менее 4 человек, которые рассаживаются на две лодки, так как таким образом удобнее завезти невод по озеру, куда угодно. Зачастую бывает на ловцов проруха — это в тех случаях, когда 2 семьи по раздорам не хотят соединиться в слогу для лова, а порознь обладают каждая лишь 2 членами. Ясно, что при недостатке рук и лов бывает плохой. Озерным неводом ловят сигов, щук, ершей, судаков, лещей и пр. В одну тоню попадается от 10 ф. до 3 п., а обходится вся снасть от 25 до 50 р. с. Для зимнего лова невод этот делается гораздо больших размеров и вся длина его достигает 200 и 240 сажен.

Керегодь или керевод плетется в 2 пеньковые нитки, а кнея у него имеет форму усеченного конуса, при чем в нижней части сечение образует два угла, которые завязываются на воде веревочками. В верхней части кнеи помещается отверстие, по краям которого натягиваются тетивы в 1/4 в. толщиною; зачастую тетивы эти делаются из бересты. К верхней части отверстия кнеи прилаживается по средине ловда, а к нижней — груз, весом от 15 до 20 ф. Поплавки помещаются на верхней тетиве в расстоянии 1/2 арш. друг от друга, а грузила — на нижней, и притом в таком же расстоянии, в 1/2 ф. весом. Кнея длиною 4-5 сажен, а в диаметре 5-6 сажен. Ячей на кнее пол у вершковых понаделано от 770 до 1600. К кнее прилаживаются 2 крыла не равной величины; одно крыло имеет от 70 до 100 сажен, а другое — всего 2-3 сажени при вышине от 172 до 3 с. На первых десяти саженях полувершковых ячей делают 145-290, на следующих пятнадцати саженях от 70 до 140 вершковых ячей, а далее от 35 до 70 ячей всего на всего. К кляче меньшего крыла прилаживается «кубас», состоящий из куска дерева в 3/4 арш. длины и 1/2 арш. ширины, прикрепленного к кляче при посредстве 4 саженной веревки; в кубас втыкается кляпик в аршин длиною и в вершок толщиною; в кляпике дыра; а в последнюю продета веревочка. Назначение кубаса состоит в том, чтобы указывать, где находится начало меньшего крыла, так как знать его необходимо для лова этим способом. Лов производится обыкновенно тремя ловцами, которые, собравши на лодку весь керегодь, выезжают на глубину от 1 1/2 до 4 сажен и выснащивают сначала меньшее крыло и кубас, затем уже швыряют камень, что находится у кнеи, и ее самое и отплывают на некоторое расстояние от кубаса, причем лодку заставляют описать полукруг, двое сидят на веслах, а третий быстро должен стараться выбросить большое крыло и именно так, чтобы выброс равнялся пространству выгреба. Когда вся сеть повыброшена, то ловец хватается за веревку у тетивы (которая по большей части бывает от 25 до 50 сажен длины), лодка подплывает к ку6acy, ловцы вынимают кнею, расправляют, снова забрасывают ее, а кубас берут в лодку; затем веревку от клячи меньшего крыла прикрепляют к оключине лодки и начинают шестить рыбу, т. е. пугать ее шестом с тою целию, чтобы она вся собралась у кнеи и попала бы в последнюю; наконец начинают притягивать сеть к корме, поворачивают лодку бортом, вынимают кнею и берут из узла рыбу. Этот более сложный снаряд в способ лова употребляются чаще всего на озерах весною, летом и осенью для сигов и преимущественно для красной рыбы; если ловко выброшена сеть, да и все дело ведено с уменьем, то вес тони разнообразится до 20 пудов, но при малейшей неловкости ловцов, хотя бы например при выемке кнеи и при неумении их расправить кнею вторично, когда надо уже снимать кубас, можно добыть керегодом одного фунтового сижка помоложе да поглупее. Стоимость снаряда доходит от 35 до 60 р. с.

Для лова ершей на озерах с пользою употребляется особая снасть, которая известна в Заонежье под названием мутника. Плетется он в две нитки и имеет кнею конусообразную, длиною в 3 и 4 сажени, в диаметре от 2 1/2 до 2 ³/₄ сажен и в 5-6 с. в окружности. На первых от кнеи саженях делается обыкновенно от 400 до 450 ¼ вершковых ячей, на следующих ячеи уже в 1/8 вершка и затем чем дальше, тем ячеи делаются менее и менее, так что у конца их насчитывают всего лишь 300 штук. К нижней тетиве привязываются, обыкновенно на четверть расстояния друг от друга, камни небольших размеров; к верхней тетиве прикрепляется ловда, которая чаще всего делается в аршин длины, 3 верш, ширины и 7 в. толщины. Крылья делаются обыкновенно длиною в 3¹/₂ с., а вышиною в сажень. Счет ячей на крыльях совершенно иной, нежели на кнее; в верху крыла 200 полувершковых ячей, а в остальных местах счет изменяется, так как ячеи вяжутся больше объемом. Тетивы бывают в 1/4 вершка толщиною и к верхней тетиве прикреплены берестяные поплавки на 1/2 арш. друг от друга. К тетивам прикрепляются саженные веревки, а к ним привязываются 1/2 вершковые канаты, на поделку которых идут старые сети, мочалы и береста; длиною канаты от 25 до 30 сажен и предназначаются для того, чтобы мутить воду и настращивать рыбу в кнею. К канатам прикрепляются, на саженном расстоянии друг от друга, камни в 1 фунт весом, а на самом конце канатов камни весят до 5 ф. Наконец, к канатам привязываются веревки, которые имеют, смотря по нужде, то 25, то 30 сажен. Ловят мутником двое ловцов, которые отправляются в озеро на лодке, выбирают тинистое место с омутом сажени в 3-5 и затем начинают выброс снаряда; сначала выбрасывают камень, что висит на веревке с кубасом, а к кубасу привязывают веревку от конца каната левого крыла, затем, постепенно выбрасывая снасть, описывают лодкою круг, выкидывают веревку, канат, левое крыло, кнею, правое крыло, канат, веревку и затем снова подъезжают к кубасу, вынимают его, прикрепляют веревку к оключине лодки и вытягивают всю снасть. В счастливую тоню попадает в мутник от 3 ф. до 2 п. ершей. Лов мутником производится летом, и снаряд стоит всего от 6 до 12 рублей.