Книги

Мистическая Прага. История. Легенды. Предания

22
18
20
22
24
26
28
30

— Теперь государство — это я!.. — последовал тут же гневный крик Людовика XIV.

Пройдут годы, и французский король повторит свою историческую фразу уже в присутствии придворных и иностранных послов.

И все же что стало истинной причиной ссоры высоких особ тогда, в 1661 году, во время шахматной игры в персиковом кабинете? Об этом даже вездесущие любопытные дворцовые лакеи не смогли в точности дознаться.

Беседа монарха и кардинала на повышенных тонах длилась недолго. Вскоре раздосадованный Джулио Мазарини стремительно покинул кабинет короля. Через минуту-другую в таком же состоянии оттуда вышел Людовик XIV.

После ухода монарха и кардинала слуги кинулись в персиковый кабинет. Шахматные фигуры в беспорядке валялись на доске, на столике и на полу.

А на следующий день Джулио Мазарини серьезно занемог. Его внезапная болезнь вызвала у многих подозрение. Ведь кардиналу не было еще и шестидесяти, и на состояние здоровья он до сих пор не жаловался.

В Париже и в знатных домах и в лачугах заговорили об отравлении ядом, изготовленным не то вестфальскими, не то моравскими ведьмами. Об отравлении шептались даже в королевском дворце. А Людовик XIV делал вид, что опечален болезнью Мазарини.

Вскоре кардинал и первый министр Франции скончался.

А через день один из его лакеев обнаружил под подушкой Джулио Мазарини костяного языческого идола. Это было изваяние, подаренное Валленштейном королю Франции.

«Верни меня в темный мир»

Как же древнее изваяние перекочевало из персикового кабинета Людовика в чертоги Мазарини, а тем более попало под подушку первого министра?

Лакей кардинала так и не смог найти объяснения этому. Неизвестно почему, он прикарманил не представляющую ценности вещицу, найденную в постели покойного хозяина.

С той поры на бывшего слугу всесильного кардинала посыпались неприятности. Он остался без работы и постоянного жилья. Начал спиваться и ввязываться в скандальные истории. Даже в редкие часы протрезвления лакей частенько бормотал какую-то несуразицу, разговаривал с костяным идолом, жаловался окружающим, что языческое изваяние по ночам скалится в мерзкой улыбке и нашептывает непристойности.

Сходящего с ума лакея стали опасаться даже его верные собутыльники из постоялого двора «Сбитое копыто». Этот постоялый двор славился лишь тем, что двумя с половиной веками раньше здесь были заколоты стилетами бежавшие из Парижа последние кабошьены[1].

С самого утра бывший слуга кардинала появлялся в «Сбитом копыте», усаживался за стол, заказывал кувшин крепкого «Жерминальского нектара» и непременно доставал из кармана костяного идола.

Когда приносили вино, лакей почему-то поминал убитых в «Сбитом копыте» кабошьенов и начинал, ни к кому не обращаясь, свой долгий монолог. Он жаловался на судьбу, на предавших его собутыльников, на неотвязное кошмарное видение.

А чудилось лакею одно и то же: будто мрачная пещера втягивает его в себя и заставляет плутать по лабиринту, из которого нет выхода. Блуждание во мраке сопровождалось шепотом костяного идола: «Все равно не выберешься из подземного мира, если не подчинишься моей воле… Отныне слушай только меня…»

«Жерминальский нектар» быстро опьянял. Тяжелела голова, закрывались глаза, еще страшней становилось лакею. С каждым глотком вина он все явственней слышал свистящий шепот костяного идола: «Отпусти меня… Отпусти… Верни меня в мой темный мир… Слишком яркий свет в вашей надземной жизни…»

Почему лакей сразу не отделался от жуткого языческого изваяния? Выбросил бы, может, и кошмарные видения у него бы прекратились. Да, видно, цепко держал истукан своего нового владельца необъяснимой магической властью и постоянно требовал, чтобы его доставили именно в пещеру, известную лишь ему.

— Куда тебя отнести? — наконец взмолился бывший слуга кардинала.