— Нельзя, — отрезал бармен.
Клэр хотела было уйти, но Кудрявый заинтриговал ее, а тактика «трахнуться-и-забыться» нравилась не меньше варианта «напиться-и-забыть-ся». Она сглотнула, затем одарила бармена обаятельной, как она надеялась, улыбкой.
— Ну пожалуйста! Я была бы очень признательна!
Ее улыбка такая яркая и очаровательная, что в прошлом служила валютой и творила чудеса. В первые дни гастролей с этими самыми «Бродягами», томясь в микроавтобусе, который было не на что заправлять, музыканты потешались над ее улыбкой и отправляли в круглосуточные магазины, чтобы она добыла им что-нибудь перекусить в дорогу. Но этот бармен остался равнодушным. Он скрестил волосатые руки на груди.
— Мой бар — мой плейлист.
Клэр стиснула зубы, когда первый куплет плавно перешел в припев. Сидевшая рядом парочка начала танцевать, они в голос подпевали, а мужчина смотрел на свою спутницу с неподдельной любовью. В такие моменты Клэр думала, что, возможно, Бог
— Не козли, приятель, — проворчала она, когда бармен отвернулся. — Клиент всегда прав, верно?
— Я клиент, и мне нравится эта песня, — заметил мужчина средних лет с дальнего конца барной стойки.
— А зря, — буркнула Клэр, ощущая рвотный позыв. — Это просто трындец.
Она сделала пару неглубоких вдохов, чтобы справиться с паникой, и тут из динамиков донеслись голоса Маркуса и Марлены, слившиеся в гармонии. Черт возьми, они хорошо звучали вместе.
Посетитель средних лет, по-видимому завсегдатай этой дыры, скривился и понурился. Бармен заметил это, вытащил телефон и сунул прямо под нос Клэр, чтобы продемонстрировать песню, игравшую в приложении «Спотифай». Его палец завис над кнопкой перемотки на следующий трек. Затем он сознательно прибавил громкость. Звук стал таким оглушающим, что Клэр задохнулась. Она резко подалась вперед, чтобы отобрать у него телефон.
Когда бармен без всяких сантиментов выставил ее на морозную январскую ночь, Клэр поняла, что, возможно, безопаснее было пить в одиночестве в собственной квартире.
Через месяц ей позвонила двоюродная сестра Тея.
— Ну что, как ты там, упиваешься страданиями?
— Не думаю, что это подходящее слово, — процедила Клэр. — Звучит так, будто это мне доставляет удовольствие. Думаю, когда твоя группа добивается суперизвестности сразу после того, как избавилась от тебя, — это отличный повод стать затворницей.
Тея в ответ промычала что-то невнятное.
За последние пару лет Клэр провела так много времени в дороге, что единственное требование к жилью формулировалось так: квартира без соседей, где можно с порога снять штаны и завалиться в постель. Какая разница, что в ее «кухне» хватает места только для мини-холодильника и плиты? Она не собиралась готовить для себя любимой обед из пяти блюд. Кого волновало, что решетки на окне почти не пропускают дневной свет или что плакаты она приклеивает к стене скотчем, а не вешает в рамочку? Но теперь, выглянув из-под одеяла, Клэр обвела глазами крошечную студию, стопки коробок из-под пиццы, в которых начала расти плесень, баррикаду пустых пивных банок, разорванные обрывки записки от родителей: «Ты всегда можешь вернуться домой. Иисус прощает, и мы простим».
— Упиваюсь со страшной силой, — сообщила она.
— Ну, тогда подымайся. Я нашла тебе работу.
Даже в детстве в маленьком городишке в Огайо Тея умела все разрулить. Кинув клич среди всех соседских ребятишек из их замшелого района, она набирала команды по кикболу[1]. Она приставала ко взрослым с пламенными речами, пока те не соглашались принести что-то на церковную распродажу выпечки. А потом, когда родители обнаружили, что она лесбиянка, и пригрозили выставить за дверь, если она не согласится на программу коррекции, Тея, не теряя времени даром, получила полную стипендию в Гарварде и уехала из дома на собственных условиях.
akniga