Алла Дымовская
Доктор Самты Клаус
За шесть… э-э-э… за семь-восемь, но никак не двенадцать часов до описываемых в дневнике событий.
По ярко освещенному залу посадочного терминала № такой-то Сиднейского аэропорта шел человек. Он опирался на тяжелую, суковатую железную палку, и сильно хромал. Попеременно то на правую, то на левую ногу. Когда задумывался, то на правую, когда одумывался и вовремя спохватывался, то на левую. Он шел, хромал и размышлял про себя. На кой черт нужно освещать многоваттным электричеством посадочную залу терминала № такой-то, если во всю джоновскую (в смысле, во всю ивановскую), приветливое австралийское солнце и без того шпарит через совершенно прозрачную стеклянную крышу? Человек с суковатой, железной палкой отличался недюжинным и ненормальным умом, и потому быстро нашел ответ — освещение нужно для того, чтобы удовлетворить местный профсоюз электриков. Ответ показался хромому человеку гениальным. А звали его — человека, конечно, а не ответ, — доктор медицины Самты-Джонатан-Клифт-Манчестер-Неюнайтед Клаус, но для друзей, которых не было, просто Самты.
Дожидаясь приглашения на посадку, доктор Клаус приземлился покамест в валютном баре. То есть, это в далеком северном аэропорту имени сгоревшего поместья графа Шереметева подобные заведения некогда именовались валютными. Здесь же имелось в виду, что в терминальной распивочной «На скорую руку» принималась любая конвертируемая валюта любой обнаглевшей с жиру страны без предварительного обмена на австралийские доллары. Или шиллинги. Или франки. Или фунты. Или стерлинги. Или рублики. В нюансах финансовых мировых систем доктор Самты Клаус был не силен, несмотря на всю свою гениальность. Главное — за несколько мятых бумажек с изображением старой некрасивой бабы с лицом спившегося мужика ему дали полный стакан виски со льдом и еще кучу никелированной мелочи в придачу.
— Сдачи не надо, — великодушно отказался Самты, и подмигнул голубым глазом хорошенькой, наливной как яблочко (чмок!чмок!), барменше.
— И мне не надо! — презрительно фыркнула наливная барменша, и гордо отвернулась от кучи мелочи.
— Ну и дура! — грубо ответил ей Самты, и плюнул на пол. Впрочем, ничего удивительного в его поведении не было, обычно именно так он обращался со всеми женщинами, даже если они не являлись наливными, как яблочко.
— Сам ты…! — в сердцах выругалась хорошенькая барменша, и замешкалась, подбирая подходящее слово. Ум ее отнюдь не был быстродействующим и гениальным.
— Ну, да. Я, — довольный и вдруг подобревший, улыбнулся ей Самты. Ему всегда льстило, что его славное имя известно всем и каждому во всем огромном мире, хотя отчего-то никто при этом не помнил его фамилии. — А вас как зовут?
Наливная барменша опешила настолько, что от удивления смела в подол гору мелочи, и плеснула в стакан доктору вторую порцию двойного виски. Потом долго и опасливо выглядывала из-за пивного крана и крутила пальцем у виска, пока ее не сменил запасной бармен.
Выпивши двойного, то есть, теперь уже четверного виски, доктор Клаус еще некоторое время прогуливался по залу терминала № такой-то и забавлялся. Для начала он аккуратно подсек под колени своей суковатой железной палкой пару немощных старушек, и с ласковой ухмылкой созерцал, как катятся по мраморному полу их рассыпавшиеся жемчужные ожерелья и вставные зубы. Жаль было лишь, что сами старушки никуда не катились, а неблагозвучно стонали, лежа на спине — у одной оказался сломан тазобедренный сустав, у другой — вывихнуто плечо. Доктор Самты Клаус досадливо кашлянул: он рассчитывал на большее, хотя бы один жалкий перелом основания черепа или, на худой конец, сгодится травма позвоночника. Травмы позвоночника он вообще любил превыше всего на свете. Потому что, больные с травмой позвоночника все понимают и даже в силах все сказать, но, вот же бедняги, поделать со своим лечащим врачом ничего не могут. Впрочем, каким образом эти больные, как и всякие иные, касались напрямую доктора Самты Клауса, было совершенно непонятно. Поскольку доктор Клаус служил в больнице окружной тюрьмы штата Небраска старшим патологоанатомом.
После старушек доктору подвернулись по дороге только трое слепых инвалидов, коих он удостоил виртуозной подножки, одной на всех, (не надо ходить строем и держаться за руки, идиоты!) а потом нарочно запутал поводок их собаки-поводыря. Несколько маленьких детей, которым он добросовестно помог советами заблудиться от пап и мам, в счет не шли. Развлечения на этом, к его разочарованию, кончились. Да еще гнусный электронный диктор опять объявил из динамиков о посадке: